Более того, если мы внимательно рассмотрим, что в детских клиниках перечисляют под заголовком «направляющие симптомы», мы засомневаемся, всегда ли эти проявления заслуживают отнесения к симптоматологии, или же здесь термин «симптом» применяется в его собственном смысле. В таких списках собраны вместе реальные знаки или следы прошлых и настоящих патологических процессов, а также все, что вызывает жалобы родителей и детское беспокойство, как, например: плаксивость; нарушения питания, пищеварения и выделения; проблемы сна, дыхания, кожные раздражения; боли и недомогания; двигательные расстройства; необычное сексуальное поведение; самоистязания; эмоциональные расстройства, нарушения настроения и объектных связей; проблемы обучения и/или слабость других эго-функций: нарушения поведения, включая антисоциальные поступки; моральная неразборчивость; плохая приспособляемость; неумение подчиняться родительским требованиям или удовлетворять родительским ожиданиям и т. д.

Хотя перечисления такого рода обещают помочь в первоначальной ориентации в вопросе и, по видимости, удовлетворяют непосредственные нужды клиницистов на этапе первичного приема пациента, на деле они лишь мешают. Оставаясь на описательном уровне, не затрагивая генетических корней, динамических, структурных, энергетических совокупностей, такой начальный подход обескураживает аналитическое мышление и блокирует пути точной диагностики вместо того, чтобы облегчать их. Последнее, но немаловажное замечание: такой подход не дает ключа к выбору адекватных терапевтических методов1.

Такие феноменологические списки не содержат предостережения о том, что многие из перечисленных пунктов могут генетически принадлежать к двум, трем и более аналитическим категориям. Нарушение поведения, например такое, как ложь, может происходить из уровня развития эго ребенка, то есть из незрелости личности, выражающейся в неспособности различать реальность и фантазию, или обозначать задержку в овладении и совершенствовании этой важной эго-функций. Но также ложь может выдавать уровень и качество объектных отношений ребенка и выражать его страх наказания и потери любви. Как ложь-фантазия, она может быть признаком упорного отрицания неприятной действительности, с полностью сохраненной функцией различения реальности. Как черта характера ребенка, она может обозначать слабость или неуспех функционирования суперэго.