Тогда пошли на хитрость: сказали, что сломалась машина, которая регулярно привозила в лагерь воду. Надо было вытащить машину из кювета. Поехала сначала одна команда и вернулась ни с чем. Их противники тоже ничего не добились. Ехать вместе мальчики отказались.

На следующий день ввели суточную норму воды. Наконец представители враждующих команд, повинуясь жестокой необходимости, согласились сообща вытащить машину из кювета, но поставили условие: поедут в разных автобусах. И поехали. Трудились мальчики целый день, устали и, самое главное, выполнили свою задачу (автомобиль вообще-то и сам мог бы выехать на шоссе, мнимая авария была поводом спровоцировать недругов на совместное дело). Возвращались домой все уже в одном автобусе, но заметили это, уже подъезжая к лагерю.

Так и в дальнейшем, для снятия агрессии в коллективе руководители лагеря прибегали к этому надежному способу: включить всех ребят в совместную работу, направленную на достижение общих полезных результатов.

Но для нас значима не только сама по себе ситуация, в которой мы оказываемся. Важно и то, какой характер носит наше общение. Это тоже немаловажный фактор для возникновения симпатий. Ведь общение – всегда взаимодействие. Книга Карнеги, о которой мы уже говорили, провозглашает: делайте человеку добро, и вы ему понравитесь, делайте ему приятное для того, чтобы и он испытал к вам расположение. О том, что наши симпатия и антипатия зависят от того, как складываются наши взаимодействия с человеком, говорили с древности. Аристотель, например, отмечал, что люди любят тех, кто о них заботится. Спиноза считал, что симпатия – это хорошее отношение плюс внешнее выражение его.

Как же в действительности проявляется эта «забота», это выражение добрых чувств? Чаще всего – в словах: комплимент, похвала, одобрение. Однако тут же возникает вопрос – отчего мы хвалим человека: оттого, что он хороший, или оттого, что нам приятно хвалить его, и чем больше мы его одобряем, тем больше он нам нравится? Проверили это следующим образом.