Несмотря на перемежающееся токсическое состояние, Джо определенно оказался доступным гипнотическому воздействию. Более того, он продолжал обучаться очень быстро, несмотря на мою абсурдную любительскую речь о кусте помидора. Джо совершенно не интересовался бесцельными замечаниями о помидоре, Джо стремился к свободе от боли, к покою и сну. Это было доминантой в сознании Джо и в его эмоциональной сфере. Он испытывал настоятельную потребность найти что-либо ценное для себя в моей болтовне. Это желание было там, но это желание было преподнесено таким образом, что Джо воспринимал его буквально, не осознавая того. Джо вышел из транса всего через несколько минут после того, как я, как будто невинно спросил его:

"Хотите пить Джо?" Повторное наведение транса тоже не было трудным. Для этого понадобилось всего две короткие фразы: "Знаете, Джо..." и "Вы. только подумайте, Джо..."

Эриксон не только помогал людям умереть с изяществом, но и прожить свои последние годы, функционируя как можно более полно. Иногда ему удавалось достичь этой цели с помощью небольших гипнотических усилий; но бывало, что ему приходилось решать проблему с помощью насилия. Свои действия, описанные ниже, Эриксон считал неортодоксальными. Нам кажется целесообразным закончить нашу книгу описанием такой необычной терапевтической стратегии. Эриксон рассказывал:

"Одна женщина из Калифорнии написала мне, что ее муж в результате инсульта был полностью парализован и не мог говорить. Она спрашивала, можно ли получить мою консультацию. Письмо это было столь жалобное, что я не мог не согласиться, посчитав, что сумею успокоить жену настолько, чтобы она поняла свою трудную ситуацию.

Она привезла своего мужа в Финикс, зарегистрировалась в мотеле, а затем она привезла его ко мне. Я попросил моих сыновей внести мужчину в дом, пригласил женщину в кабинет и побеседовал с ней наедине. Она рассказала, что ее муж которому шел шестой десяток лет, год назад перенес инсульт и уже в течение года неподвижно лежал на койке в университетской больнице. Его обычно показывали студентам, как безнадежного больного, рассказывая в его присутствии о том, что он полностью парализован, не способен говорить, и все, что можно сделать, это дождаться окончательной смерти. Женщина рассказала мне также следующее: "Видите ли, мой муж прусский немец. Он очень гордый человек. Он сам создал свое собственное дело. Он всегда был очень активным человеком и страшно много читал. Всю свою жизнь он был очень властным. А сейчас я вынуждена смотреть на то, как он лежит в кровати целый год совершенно беспомощный, его должны кормить, мыть, и разговаривать с ним, как с ребенком. Каждый раз, когда я приходила к нему в больницу, я видела взгляд смертельно оскорбленного человека, исполненного ярости. Они сказали мне, что это безнадежный случай, и я спросила мужа, сказали ли они ему \ то же самое. Он утвердительно моргнул. Это было единственным его средством общения, которое у него оставалось".