Через некоторое время Вера Николаевна начинает неуверенно говорить:

— Ну, я ведро, стою в шкафчике под раковиной, рядом стоят веник и совок, они чаще выходят из шкафчика. Чувствую себя я как-то странно, мне ни хорошо, ни плохо... Мне не нравится, когда открывается дверь, когда снимают с меня крышку и без разрешения все кидают в меня. Особенно мне не нравится, когда крышку надевают небрежно. Меня надо плотно закрывать... Я тут стою и аккуратно делаю свое дело, а мною все время недовольны. То я слишком молчаливо, то я слишком плотно закрываю дверь. А когда они начинают ссориться из-за меня, мне хочется, чтобы у меня выросли ножки и я мог бы тихонько уйти отсюда... Уходит.

Вера Николаевна смотрит на меня растерянно и виновато.

— Что сейчас произошло? — спрашиваю я.

— Вы мне не поверите, но сейчас говорил мой сын. То есть он никогда таких слов мне не произносил, но я уверена, что это его слова.

— Сколько лет Олегу, когда он говорит вам эти слова?

— Двенадцать лет... да, я уверена — двенадцать. Знаете, в двенадцать лет он стал уходить из дома. Причем так странно. Слышу, дверь хлоп — и его нет. Выглядываю на лестничную клетку, он спускается. Кричу ему вслед: куда ты? Он очень спокойно отвечает, что идет к другу и будет через час. И действительно ходил к другу и возвращался через час. У меня не было причин волноваться. А на самом деле все было очень сложно для моего мальчика.

После того, как Вера сделала свое открытие, мы смогли работать дальше.