Случай с «полотенцем» показывает совершенно иные возможности диагностировать аффект в неосознаваемой психической сфере: именно с окровавленным куском полотенца убийца и был задержан и, следовательно, ему не было необходимости скрывать этот факт и пытаться как-то модифицировать реакцию на слово «полотенце».

Это значит, что психосемантический эквивалент слова «полотенце» имеет в матрице, соответствующей контексту ситуации убийства, значительно больше ассоциативных связей, чем в матрице, содержащей, например, информацию о домашнем белье.

Это значит, что, предъявив испытуемому все слова из его лексикона, можно было бы выделить совокупность слов, совершенно однозначно связанных с преступлением. Нетрудно представить, что, наряду со словами «убийство», «кровь», «смерть», «труп», «топор» и прочими, мы выделили бы слова из контекста ситуации, которые сами по себе, не будучи в контексте, не несут никакой аффективной нагрузки: «полотенце», «вытирать», «капли», «пол», «комод», «слоники» и др.

В то время не было технической возможности осуществить это: мы рассчитали, изучив приводимые А.Р. Лурия кимограммы, что даже для сакраментального лексикона из 17 слов потребовалось бы более трех часов времени. Важно, что из работ А.Р.Лурия неявно вытекает возможность выявлять особенные слова, которые не только не скрываемы сознательно и намеренно субъектом, но ни разу даже мысленно им не произнесены.

Например, к числу таких слов в разбираемом примере с «полотенцем» предположительно можно отнести, среди прочих, и слово «грех», так как, невзирая на то, считает или не считает преступник убийство греховным, очень высока вероятность попадания этого слова в ту же психосемантическую матрицу, где сгруппированы все эквиваленты контекста вокруг ключевого элемента «убийство». Следовательно, можно предположить, что при предъявлении большого списка слов преступнику можно будет выделить совокупность, которая будет отражать след совершенного убийства, находящийся не в доступной сознанию памяти, а в неосознаваемой психической сфере. Среди таких слов неизбежно встретятся и такие, которые ни сам преступник, ни исследователь, не смогут легко интерпретировать на осознаваемом уровне в рамках фабулы преступления. Так, например, выделится слово «крыша», потому что в окно во время убийства была видна крыша соседнего дома, слово «Василий»- потому, что в детстве священник отец Василий учил: «Не убий», и т. п.