Зайка с перепугу, со всего разбегу, им прямо под ноги!.. Старушку повалил, внучку подкосил, курочку перевернул на спинку, мышку лапкой прижал... Да и был таков!

А у наших водоносов ведра раскатились, вода разлилась, коромысла в сторону отлетели... Шуму-то, грому... Со страху они никак не опомнятся! Насилу поднялись да домой бежать!..

Бабушка на лавку упала, внучка за бабушку схоронилась, курочка за печку забилась, а мышка в норке дрожмя дрожит.

Бабушка сидит на лавке, со страху-то у нее в головушке помутилось. Никак она не поймет, что за зверь такой ей под ноги шарахнулся.

— Не иначе как медведище! И как я еще, старая, жива-то осталась! Внучка у нее за спиной в голос плачет:

— Бабушка, волчище-то какой на меня наскочил! Глазищи-то что свечки горят! Зубами щелкает, а хвост-то какой! Я думала, он съест меня!

Курочка за печкой затаилась, головку под крыло спрятала, сама себе не верит, что уцелела. «Ну и лисица, — думает, — как это она меня упустила?! Ведь этакой второй лисы и не найдешь!»

А мышка под печкой в норке дрожмя дрожит. Ей кот-разбойник чудится: «Ну и котище был! Откуда такой взялся?! Глазищи-то, усищи какие! Лапищей-то он меня как притянул — думала я, смерть мне! Как это я от него, от такого, да укатилась?!»

А зайка серенький в лес прибежал, под кустик забился, лежит, вздохнуть боится, а сам думу думает: «Охотники как подстерегли-то меня! И сколько их было!.. Да все с ружьями, с трещотками! Как только меня ноги унесли?! Хорошо, что долги выросли!»

Так-то вот, мои детушки. С той поры, с того времечка и говорят люди добрые: «У страха глаза велики — чего нет, и то видят!»