Сложность ситуации нашего времени состоит, однако, в том, что «последующие изыскания» датируются лишь самыми последними годами. После овладения политической властью, преодоления смутного времени и создания стабильной социально-политической системы большевизм — как по объективным (дестабилизирующий «оппозиционный интерес» к настроениям масс естественно меняется на стабилизирующий «правящий интерес» к подавлению многообразия и насаждению единообразия настроений), так и по субъективным причинам (пришедшие к власти персонажи считали нормальным простое предписание их индивидуальных настроений попавшим под их власть массам) — наложил жестокие табу на изучение и, тем более, на политическое осмысление природы массовых настроений.

Тем самым, правящие силы, стремясь лишить своих противников инструмента анализа и использования массовой психологии, оказались в своеобразной мышеловке: не давая другим, они и сами перестали замечать происходящие в обществе процессы. И когда период стабильного развития системы стал меняться на период развития динамичного, когда на горизонте замаячило новое «смутное» время под названием «перестройка», те силы системы, которые начали реформы, оказались неготовыми к реальному разгулу массовых настроений. Спустя десятилетия после В.И. Ленина М.С. Горбачев стал повторять практически те же самые слова о роли и значении настроений, однако современное руководство оказалось неготовым к практической работе с этим фактором политического поведения. Можно спорить со многими взглядами писателя В.Г. Распутина, но нельзя не согласиться с мыслью, высказанной им еще на Первом съезде народных депутатов СССР: «Когда-нибудь мы пожалеем, что пренебрегли столь важной наукой в это переломное время, как политическая психология. Знание этой науки, позволяющей учитывать настроения людей, способно принести самые неожиданные и удивительные результаты» (СНОСКА: См.: Правда. — 1989. — 7 июня).

«Пренебрежение» такого рода продолжалось многие десятилетия. Реальная проблематика массовых политических настроений была вытеснена откровенной апологетикой «социалистического оптимизма» и разоблачениями «капиталистического пессимизма» (СНОСКА: См., напр.: Попов С.И. Социализм и оптимизм. — М., 1981). Подобные вульгаризированные представления прикрывали тупики сталинской тоталитарной системы, обреченность брежневского застоя, а также многие некомпетентные в социально-политическом плане действия «верхов» эпохи перестройки. Все это и загнало общество в ситуацию кризиса — во многом, именно из-за «оправданного наукой» монополизма принимавшихся решений и связанного с этим игнорирования психологии масс.