Защитные и адаптационные процессы при диссоциативных состояниях

Диссоциативные защиты, подобно другим защитам, при своем начале являются наилучшей возможной адаптацией незрелого организма к особенной ситуации. Затем, в более поздних обстоятельствах, они становятся автоматическими и, следовательно, неадаптивными. Одни диссоциативные индивиды и во взрослом состоянии сохраняют диссоциацию навсегда — с момента начальной травмы, другие, в случае прекращения абъюза, достигают на длительное время или тонкого сотрудничества разных личностей, или доминирования в их субъективном мире одной части собственного “Я” (“личности-хозяина”).

Клинически типичным является прекращение очевидной диссоциации у индивида, когда он покидает семью, где воспитывался, и проявление ее вновь, когда их сын или дочь достигают возраста, в котором родитель впервые подвергся абъюзу. (Эта идентификационная связь обычно совершенно не осознается.) Другой частый триггер диссоциации у взрослых, чьи аутогипнотические тенденции временно бездействуют, — встреча с какими-либо обстоятельствами, которые бессознательно оживляют детскую травму. Одна женщина в моей практике пострадала от побоев домочадцев, которые травмировали ее в тех же местах, где она была изувечена во время ритуального абъюза в детстве, и впервые за многие годы вдруг стала кем-то еще другим. Тщательно собирая анамнез, можно найти много мелких примеров диссоциации на протяжении всей взрослой жизни пациента. Но в терапию его обычно приводят какие-либо драматические и неадаптивные диссоциативные реакции — потеря значительных промежутков времени, рассказы окружающих о вещах, о которых сам пациент ничего не помнит, и так далее. Феномены, подобные этим, позволили Клафту (Kluft, 1987) говорить об “окнах, способствующих диагностике” при диссоциативных состояниях.

Диссоциация — это странная “невидимая” защита. Когда одно другое “Я” или система других “Я” выступают в смягченной форме, никто из окружающих пациента не замечает диссоциативного процесса. Многие терапевты считают, что им никогда не попадались “множественные” личности, так как они ожидают, что такой клиент сам объявит о своей множественности или проявит драматически чуждую другую часть. Иногда это случается (фактически, случается все чаще и чаще по мере демистификации диссоциации), но обычно указания на множественность гораздо тоньше. Часто на терапию является только одна часть личности. Даже когда в терапии появляется довольно идентифицируемая другая часть личности (например, испуганный ребенок), неосведомленный терапевт будет иметь тенденцию прочитывать изменения в пациенте не в терминах диссоциации (а, например, как преходящий регрессивный феномен).