§ | библиотека – мастерская – | Помощь Контакты | Вход — |
Новичкова Г.А. Историко-философские очерки западной педагогической антропологии /РАН. Ин-т философии. —— М.: ИФ РАН, 2001. — 142 с.
Стр. 17 Ярким представителем эпохи средневековья, внесшим огромный вклад в развитие философии и христианства, является Аврелий Августин, названный Блаженным. Его философия сложилась на рубеже IV–V веков, когда формировалось средневековое мировоззрение. Августин прошел в своем философском развитии сложный путь: знакомство с трактатами Цицерона вызвало в нем любовь к философии; переход в манихейскую общину определил стремление осмыслить ее фантастическую систему и согласовать с данными тогдашней науки. Особенно притягательным в религии манихейства для Августина было то, что все греховные поступки объяснялись действием частиц зла, присутствующих в человеке: “Мне до сих пор еще казалось, — пишет Августин в “Исповеди”, — что это не мы грешим, а грешит в нас какая-то другая природа; гордость моя услаждалась тем, что я не причастен вине, и если я делал что-нибудь худое, то я не исповедовался в своем поступке, чтобы “Ты исцелил душу мою, ибо согрешил я перед Тобою”, мне лестно было извинять себя и обвинять что-то другое, что было со мной и в то же время мною не было” (СНОСКА: Августин Блаженный. Исповедь. М., 1992. С. 132-133). Затем Августин увлекся теориями академического скептицизма, потому обратился к неоплатонизму и, наконец, посвятил свою жизнь христианству. Проповеди христианского епископа Амвросия склонили Августина к принятию христианства. “Я радовался, — пишет Августин, — также, что мне предлагалось читать книги Ветхого Завета другими глазами, чем раньше... Когда, снимая таинственный покров, он, [Амвросий] объяснял в духовном смысле те места, которые, будучи поняты буквально, казались мне проповедью извращенности, то в его словах ничто не оскорбляло меня, хотя мне еще было неизвестно, справедливы ли эти слова. Но я хотел постичь остальное так же, как сложение, будь это нечто телесное, но удаленное от моих внешних чувств, или духовное, которое я не умел представить себе иначе, как в телесной оболочке. Излечиться я мог бы верою, которая как-то направила бы мой прояснившийся умственный взор к истине Твоей, всегда пребывающей и ни в чем не терпящей ущерба. Как бывает, однако, с человеком, который, попав на плохого врача, боится довериться и хорошему, так было и с моей больной душой; она не могла излечиться ничем, кроме веры, и отказывалась от лечения, чтобы не поверить в ложь; она сопротивлялась руке Твоей, а Ты приготовил лекарство веры, излил его на все болезни мира и сообщил ему великую действенность” (СНОСКА: Там же. С. 148–149). |
Реклама
|
||