Третья категория отцов реагирует на унизительное лишение отцовской ответственности и прав таким образом, что они и дальше пытаются играть роль главы семейства и распорядителя. Реальная власть матери настолько невыносима для них, что они ее просто отрицают. Эти отцы любят показываться в детском саду или в школе, в дни посещений подвергают ребенка обследованию своим (личным) врачом, дают детям распоряжения и указания, которые те без согласия матери никак не могут исполнить, самостоятельно записывают их на курсы или в спортивные секции и т.д. — и, конечно, все это без согласования с матерью (для них вообще не существующей). Но поскольку последняя все же владеет реальной властью, иллюзии этих отцов не долго остаются жинеспособными. Подобные случаи через короткое время снова рассматриваются в суде, чтобы вернуть отцу ту власть, которая даст ему возможность восстановить его мужское самоуважение.

Последнюю категорию отцов, сильно пострадавших нарцисстически в результате развода, можно охарактеризовать как "бедных отцов". Вместо побега, протеста или отрицания они сами декларируют себя беспомощными жертвами (матери) и ищут сочувствия и прежде всего — сочувствия детей. Во-первых, у этих отцов чувство "невинности жертвы", кажется, способно восстановить добрую часть нарцис-стического поражения. Но прежде всего статус жертвы открывает необыкновенно привлекательную возможность без угрызений совести мстить унижающему объекту, а именно, матери. В таком виде обратного триангулирования (ср. гл. 5.4) "бедный отец" делегирует агрессивность на своих детей так, что моральное право остается за ним. Как эти мужчины обременяют своих детей, остается им неизвестным. Так, Ютта, едва ей представлялась возможность провести с матерью прекрасные часы за игрой, на прогулке или за чтением сказок, как она тут же начинала вздыхать: "Бедный папа, он сидит сейчас совсем один дома!" Ютта постоянно переживала, не болен ли отец, есть ли у него еда. Это приводило мать в злую растерянность. Ютта испытывала такое чувство, что именно она должна заботиться об отце, и постоянное бессилие оттого, что она не в состоянии реализовать свою ответственность. Ее съедало чувство вины из-за того, что ей хорошо с матерью, и она соответственно этому колебалась между жалобами на себя и агрессивностью по отношению к матери, которая в глазах Ютты была виновна в страданиях отца. Агрессивные конфликты с матерью приобрели в скором времени дополнительную функцию: поскольку совместная жизнь с матерью становилась все менее гармоничной и удовлетворяющей, то это освобождало девочку от ее чувства вины по отношению к матери. Она могла все больше идентифицировать себя с отцом, поскольку чувствовала себя жертвой матери. Через два (!) года после развода девятилетняя девочка начала бороться за то, чтобы жить у отца. Однажды после посещения отец не привел ребенка домой и на основе свидетельских показаний ребенка добился частного определения суда по поводу того, что ребенок имеет право оставаться у него до тех пор, пока не будет получено новое решение суда о праве на опеку. О катастрофическом воздействии такого развития событий на ребенка я буду еще говорить ниже (с. 323 и далее).