Если в отношениях с матерью ему немного и не хватало близости и тепла, отец восполнял этот недостаток и таким образом комплектовал и защищал образ матери, образ первого любовного объекта. Также следующие полгода прошли беспроблемно. Мать продлила свой декретный отпуск и радовалась вместе с ребенком его открытию мира, экспериментированию и — благодаря его быстро растущим способностям в развитии речи — поддержанию отношений и коммуникации при все возрастающем расстоянии между ними. Но между 18-м и 20-м месяцами, по окончании "фазы упражнений", начались тем не менее трудности. Мать оказалась не в состоянии воспринимать внезапные потребности "фазы нового приближения". Она не могла понять, "почему он снова виснет на ней, как год назад". Ей не хотелось больше иметь младенца, ей хотелось получить обратно самостоятельного мальчика, каким он уже когда-то был, и она чувствовала себя одураченной этим колебанием между порой вполне автономными, а в другой раз вновь регрессивными желаниями ребенка. Когда между Манф-редом и матерью началась борьба, значение его отношений с отцом стало повышаться. Для Манфреда отец имел, очевидно, большее значение, чем возможность обретения в нем субститута матери, пока либидинозные аспекты отношения к матери вновь не восстановятся. Отец постоянно удовлетворял те потребности, в которых мать, точно так же постоянно, отказывала. Если он колебался в сторону отца, то не только потому, что мать в этот момент казалась ему "злой", а он шел к отцу, когда в нем возникали потребности, которые, он знал, мать не удовлетворит. Со временем он научился отказываться от некоторых регрессивных желаний "фазы нового приближения", пока отец не приходил домой. Манфред утешал себя в потенциальных конфликтных ситуациях с матерью мыслями о том, что вечером он будет общаться с отцом и эта мысль сама по себе — даже при отсутствии отца — расслабляла ситуацию и защищала объектоотношение к матери от нарастания агрессивности. Отец был для Манфреда не только (вторичным) объектом, это был подобный матери, но все же отличный от нее, менее обремененный внутренними конфликтами Манфреда объект, который в настоящий момент был ему так необходим. Все более репрезентовал он свойства, которые вначале Манфред приписывал матери и которые та в его глазах потеряла. Прибегая к уже использованному образу, можно сказать, что, казалось, отец играл для Манфреда не столько роль надежного "острова", который облегчал ему освобождение от "материка —матери", сколько роль гавани, о которой ребенок мечтал, как мечтают матросы в штормовом океане, в надежде, что отец поможет ему выстоять в опасностях океана — днях, проведенных с матерью. Таким образом, у Манфреда произошел обмен объектов или вернее — замена объекта, поскольку взятие на себя материнской репрезентации объекта отцом в переживаниях ребенка было равносильно потере части доброй материнской репрезентации объекта матери, что частично означало разлуку с чудесной матерью, которую он знал в первый год своей жизни.