Постоянная одухотворенность идеей, постоянное стремление к возвышенному и красивому— вот с чего начинается деятельность морального сознания. Это же и начало активной роли воспитателя. Не надо организовывать никаких мероприятий с целью осуждения, если коллектив живет возвышенной идеей. Самое сильное осуждение — это отношение товарищей к человеку, переступившему ту черту, за которой начинается нельзя.

Если коллектив одухотворен идеей созидания, творения того, что дорого всем, каждый человек, оставаясь наедине с самим собой, осуждает себя даже за мысль посягнуть на дорогое. Все лето и осень, до снега и начала настоящей зимы, у нас во дворе цветут хризантемы. Дети с любовью называют их детьми осени. Хризантемы наполняют осень радостными переживаниями, окрашивают взаимоотношения старших и младших, облагораживают чувство любви, рождающееся в юных душах. Хризантемы— предмет заботы всего школьного коллектива — и учеников, и учителей. Сколько сил вкладываем мы в то, чтобы вырастить цветы самых неожиданных раскрасок! Наши школьники говорят: хризантемы не только дети осени, но и наши дети. Мы не помним случая, чтобы кто-то сорвал цветок без надобности, просто так. Каждый знает, что на него посмотрели бы не только как на невежду. К тому, кто решился бы украдкой сорвать цветок хризантемы, каждый отнесся бы как к хулигану,.бросившему комок грязи на чистую, белоснежную, вышитую цветами рубашку, в которую вложила много забот родная мать. В том-то и дело, что никто не сделает этого украдкой, втайне. Если на что-то понадобится цветок, сорвут вдвоем, втроем, посоветовавшись, нужно ли это сделать. Это достигается тем же: моральное сознание коллектива, образно говоря, постоянно питается животворными соками поступков, возвышающих благородство, красоту, готовность отдать свои силы для блага людей.

Если хотите, чтобы вам легко работалось, чтобы силой, воспитывающей детей, была духовная жизнь детей, объединяйте их деятельностью морального сознания, объединяйте поступками, в основе которых лежит благородство. Чем больше сил вложит каждый в эти поступки, тем в большей мере понимается и переживается мерзость проступка — даже самой мысли о том, чтобы переступить черту, за которой начинается нельзя.