Смысл этого поучения в конечном счете заключается в том, чтобы маленький человек научился критически относиться к себе, чтобы совесть стала чутким стражем его поступков. Я считаю очень важной одну, казалось бы, простую, но вместе с тем нелегкую вещь: воспоминание о предосудительном поступке, совершенном в детстве, должно всю жизнь обжигать душу человека, вызывать у него сожаление, горестное чувство. Привести человека к этому душевному состоянию нелегко. Здесь самое главное — оставить его наедине со своей совестью, осветить его пущу светом идеи добра. Эта мысль станет яснее, если я расскажу о специальном уроке воспитания совестливости.

Мы идем с детьми в поле копать и выбирать картофель.

— Вам восемь лет, — говорю я детям, —работать надо по-настоящему. В земле не должно остаться ни одной картофелины.

Рядом с собой ставлю Федю... Занимаю себе четыре рядка, а он — один рядок. Подкапываю кусты. Выбираем картофель, бросаем в корзинку.

Не хочется Феде работать. Выберет из куста те картофелины, что сверху лежат, а к тем, что внизу, землей покрыты, добираться не хочет. Оставил Федя картофель в одном кусте, в другом. Я вижу его работу, она не дает мне покоя. Выбираю картофелины, оставленные Федей, и говорю:

— Разве тебе не стыдно? Человек же смотрит и видит всё. Оглядывается вокруг себя Федя с удивлением и говорит:

— Где же тот человек? Что он видит?

— В тебе, Федя, человек. Всё он видит, всё замечает, но только не всегда ты прислушиваешься к тому, что он говорит тебе. Вот попробуй, прислушайся, услышишь голос человека в себе, он тебе и скажет, как ты работаешь,

— Где же он во мне — человек? — спрашивает Федя, еще больше удивляясь.

— В голове твоей, в мыслях, в чувствах.

Федя перешел к новому кусту, выбрал картофелины, лежавшие сверху. Хотел было оставить этот куст и перейти к другому... вдруг как будто бы в самом деле кто-то упрекает: что же ты делаешь, Федя? Ведь еще есть картофель там, под землей. Удивился Федя, оглядывается. Вот работают товарищи, но они не рядом, никто из них не слышал нашего разговора. Никого нет, а как будто бы кто-то смотрит на его работу и стыдит.