Могучей воспитательной силой является образ великого Ленина. Его яркая жизнь, революционная мысль, марксистская убежденность и целеустремленность, умение дорожить знаниями — всё это является для наших питомцев меркой в самовоспитании. Рассказывать о В. И. Ленине — для этого каждому из нас, воспитателей, нужно достигнуть высокого уровня идейной, духовной, педагогической культуры. Сущность этой культуры в том, чтобы самому воспитателю гореть высокими идеалами, выражать глубокую веру в коммунизм, одухотворять своих питомцев благородными стремлениями бороться за коммунизм делом, поступками. Когда я рассказываю о Ленине, я стремлюсь к тому, чтобы детей, подростков, юношей захватывала красота идейности, красота преданности идеалам, красота труда во имя победы коммунизма.

Познание, постижение этой красоты — самый сильный стимул, пробуждающий желание учиться, стремление быть умным, образованным, культурным, духовно богатым, идейно несгибаемым. Только тогда, когда эта красота становится личным достоянием воспитанника, знания становятся силой, ум — силой духа.

Воспитывать действительно просвещенных людей, добиваться того, чтобы за школьной партой сидел гражданин, — это значит учить быть мыслителями и тружениками. Не потребителями готового должен быть мой ученик, а добывателем знаний. Если он не добывает знаний, не переживает при этом напряжения духовных волевых сил, он не может стать и моим воспитанником. К нему не дойдет и мое слово о человеке — борце за коммунизм. Есть в старших классах многих школ такие ученики: в глазах — равнодушие, слово воспитателя не зажигает огонька интереса к знаниям.

Почему это так бывает? Потому, что знания даются в готовом виде и миссия ученика завершается тем, чтобы запомнить, заучить, сохранить в памяти, по требованию учителя ответить — «выложить» знания. При таком учении ослабляется, а то и сводится на нет воспитательная сила знаний. С болью слушал я в одной школе ответы юношей на уроках истории. Речь шла о героических защитниках Севастополя в Крымской войне. А думали юноши о том, что говорили так, как будто предметом мысли было нечто далекое от их личной жизни.