Мать: Минухин: Мать: Мать присоединяется к терапевту.

Минухин: Мать: Минухин: Бад: Минухин: (Бад смотрит на мать.)Терапевт, будучи неисправимым рассказчиком историй, интерпретирует симптом как нечто хорошее, упоминая о своей бессоннице. В то же время он начинает контролировать близость матери и сына. В этом эпизоде присоединение и переструктурирование производятся довольно быстро, потому что ощущения терапевта подсказывают ему, что он не выходит за рамки допустимого. До сих пор в ходе сеанса речь шла о конкретном поведении и о мелких взаимодействиях, не создающих в семье ощущения дискомфорта. Теперь терапевт вступает в контакт с молчавшим до сих пор отцом.

Минухин: Отец: (Смотрит на жену.)

Мать (кивает): Отец: Минухин: Присоединившись ко всем трем членам семьи, терапевт уже выдвигает центральную идею, вокруг которой будет организован весь остальной сеанс. Его содержание — повседневная жизнь, беседа ведется в непринужденном тоне, словно разговор идет о погоде. Тем не менее членам семьи терапевт представляется каким-то волшебником: вот специалист, который их понимает.

Отец: Минухин: (Отцу.)Отец: Минухин: Отец: Минухин: Отец: Минухин: Отец: Минухин: Отец: Минухин: Отец:

Минухин: Отец: Минухин: Отец: Минухин: Отец: Минухин: Отец: Минухин: Отец: Минухин: Отец: Конечно, нет.

Терапевт следует за отцом и получает от него нейтральную информацию, задавая конкретные вопросы, чтобы поддерживать с ним контакт. Затем терапевт совершает концептуальный скачок, связывая эту информацию с симптомом сына.

Минухин: Отец: Минухин: Отец: Минухин: Отец: Терапевт и отец объединены интересом к работе отца. Теперь терапевт связывает симптом с неудачей отца, не ставшего для сына примером. Однако он говорит “что-то”, а не “кто-то”. Отец немедленно соглашается; он и терапевт — партнеры, занятые одним и тем же целенаправленным делом.

Минухин: Отец: Минухин: (Баду.)Бад: Минухин: Бад: Минухин: Бад: Минухин: Бад: (Мать кивком подтверждает.)