Ситуационная модель актуализируется для упорядочивания ряда событий. Наиболее сложные из них трудновербализуемы, требуют последовательного описания (которое, не всегда получается у испытуемого так, как ему бы хотелось) или сравнения: «Это не что-то типа того, как…?». Интересно то, что подобные модели не «всплывают» как независимые абстрактные объекты до более менее продвинутого анализа ситуации; они появляются лишь в тот момент, когда имеет место сложный набор элементов, который может быть упорядочен посредством данного абстрактного ситуационного комплекса. Тогда уже испытуемый говорит о данной структуре, как об обобщённой модели, о «типе» ситуации. Просьбы же описать возможные варианты ситуаций до того ограничиваются, как правило, наиболее типичными. Когда же испытуемый начинает анализировать ситуацию и как частную, уникальную, характеризующуюся определённым набором конкретных элементов и связей между ними, он обращается к более сложным моделям, не имеющим чёткого понятийного эквивалента.

Богатство повседневного опыта и знаний о ситуациях отражается в том, что испытуемые не в состоянии актуализировать все возможные типы ситуаций вне анализа конкретных условий. С другой стороны, появление нового элемента актуализирует и новые типы ситуационных моделей. Так, появление «жены» актуализирует ряд общих схем «ситуаций с женой», отличающихся по тому или иному основанию (любимая-нелюбимая, старая-молодая, работает-не работает…). Таким образом, посредством частных признаков ситуации «испытываются» более общие модели.

Используя метафоры, анекдоты, испытуемый рассматривает их в качестве обобщённых моделей ситуаций. Такой перенос возможен лишь посредством схемы, абстрагирующейся от конкретных деталей. Эта модель специфична, сложна, так что передать её структуру можно лишь через описание, в частности, если вы не знаете этого анекдота, то возможная типизация посредством понятия «проблема» или «долги» лишь очерчивает достаточно широкий круг ситуаций, не говоря ничего о расстановке действующих лиц и последовательности событий. Здесь можно вспомнить Р. Арнхейма, писавшего, что «… конкретный образ может, сохраняя конкретность, испытываться как абстрактный, если он рассматривается как образ вида предметов, а не просто как образ одного индивидуального представителя».