Т: Что Вы называете инцестом?

К: Сколько я себя помню, я всегда очень любила папу. И была его любимой дочкой. Когда я подросла, я иногда думала — странно, что тетя Галя (мачеха Татьяны, вторая жена отца) хорошо ко мне относится и совсем не ревнует.

Т: Почему она должна была ревновать?

К (не слушая моих вопросов, говорит, как, в трансе): А отец ревновал, я знаю. Я из-за него не могла встречаться с парнями, как другие девушки. А потом получилось так, что он умер — фактически у меня на руках. И когда я узнала, что у меня будет ребенок, сразу решила, что назову в его честь. Понимаете? Папа умер, а я родила сына — и как будто он продолжился. А потом все это случилось с малышом, и когда он умирал — я тоже почувствовала: ну, все... (Умолкает. Потом, после долгой паузы, меняет тему рассказа):

К: Знаете, это все, с именами, до сих пор важно. Вот я у Вас недавно спрашивала, не можете ли Вы порекомендовать моему брату хорошего психотерапевта в Харькове. И Вы назвали человека, которого зовут как отца, а отчество — как у Вас. Вы его очень хвалили.

Т (заражаясь состоянием клиентки): Ну да, он прекрасный специалист. И написал одну из лучших книг по психотерапии.

К: Да, я ее пробовала читать. Сразу взяла у сестры, но ей ничего не сказала.

Обдумывая этот разговор, я поняла, что г-жа Ш. использует очень специфическую стратегию психического моделирования действительности. Ее в полной мере можно назвать сновидной или фантазматической, поскольку в дискурсе клиентки реальные факты, их восприятие и понимание, субъективные и объективные характеристики спутаны и слиты, полностью произвольны. "Слова в сновидениях, — пишет Фрейд, — трактуются как конкретные вещи, поэтому их значения часто комбинируются и совмещаются" [108, vol.2/3, р.ЗЗО]. Аналогично этому речь госпожи Ш. организована на уровне свободной игры означаемого и означающего: слова трактуются как объекты, ибо оторваны от фиксированной цепочки означающих и своих привычных значений.