"Двойной спусковой механизм метафоры и есть тот механизм, с помощью которого получает определенность симптом (в аналитическом смысле). Между загадочным означающим сексуальной травмы и термином, заменившим ее в цепочке означающих, пробегает искра, фиксирующаяся в симптоме — а он представляет собой метафору, включающую плоть или функцию в качестве означивающего элемента — значение, недоступное для субъекта, обладающего сознанием, у которого симптом этот можно снять" [36, с.75, перевод отредактирован мною — Н.К.].

Интересно, что инициатором включения фантазма в терапевтический процесс почти всегда бывает клиент. Собственно, именно клиенты, продуцирующие многочисленные фантазмы, побуждают терапевта обратить внимание на эти специфические феномены душевной жизни. Разумеется, это не значит, будто терапевты не создают фантазмов — наоборот, лучшие из них занимают почетные места в анналах психотерапии. Фрейдовская "История болезни Доры", "Пигля" Д.В.Винникотта, "Человек из Февраля" Милтона Эриксона, блестящие работы К.Ясперса, посвященные Стринбергу и Ван-Гогу, — этот список можно продолжать до бесконечности (СНОСКА: Барбары О'Брайен "Операторы и вещи" (М.: Класс, 1996). Это "необыкновенное путешествие в безумие и обратно" — документальная история психотического фантазма, записанная самой больной после выздоровления). Но обычно именно фантазмы клиентов имеют приоритет — в том смысле, что они чаще становятся объектом анализа и размышлений.

Одна из клиенток, госпожа Щ., в ходе длительного терапевтического анализа периодически возвращалась к детскому воспоминанию о серии разрозненных эпизодов, в которых она играла с песком, а затем оказывалась погребенной под ним. Я много раз пыталась интерпретировать это воспоминание в различном ключе — как иллюстрирующее динамику терапии, имеющее отношение к первосцене, трансферентное, покрывающее и т.п. Ни одна из интерпретаций не была ассимилирована, и я сама чувствовала, что дело здесь совсем в другом. К тому же память клиентки не сохранила почти никаких подробностей.