Размышляя над этим и другими литературными примерами воображаемого конституирования, я поняла, что представить конкретные описания терапии в рамках данной проблемы очень сложно. Налицо классический парадокс: воображаемое самоконституирование (в своей развитой форме) исключает обращение за психотерапевтической помощью, и наоборот — признание необходимости последней (а, значит, того факта, что в жизни не все так уж хорошо) способствует разрушению данного паттерна поведения. Настоящие "воображалы" никогда не признаются в этом ни себе, ни другим.

Люди, страдающие от засилья Воображаемого, засоряющие Воображаемым свое и чужое жизненное пространство, воспринимаются окружающими очень специфически. Они и раздражают (своей агрессивной неадекватностью, примитивно завышенной самооценкой), и в то же время вызывают жалость и желание помочь. А помогать без запроса не принято, да и нельзя. Кроме того, ситуация самораскрытия для таких лиц — предельно дискомфортная, особенно в случаях, когда собеседник является человеком проницательным.

Одним словом, остается позаимствовать изображение данного феномена в литературе. Вот как описывает своего дохляка Октавио Пас:

"Их отличает какой-то опасливый и взбудораженный вид — вид людей, переодетых в чужое и боящихся постороннего взгляда, который может их вдруг раздеть, пустить нагишом. Разговаривая с ними, я понял, что настроение у них — вроде маятника, потерявшего ритм и болтающегося теперь, не жалея сил, то туда, то сюда. Такое вот состояние духа — или уж, точней, полное его отсутствие — и породило тех, к кому приклеилось словечко "дохляк"...

Неспособные усвоить окружающую цивилизацию, которая, со своей стороны, их попросту выталкивает, дохляки не придумали иного способа противостоять всеобщей враждебности, чем обостренное самоутверждение... Дохляк знает, что высовываться опасно, что его поступки раздражают общество, — наплевать, он как будто сам ищет травли, манит преследователей, нарывается на скандал... Безответный и презрительный, дохляк не мешает все этим чувствам сгущаться, пока они, к его болезненному удовлетворению, не выплеснутся в драку у стойки, налет или вспышку сокрушительной злобы. И тогда, в минуту затравленности, он находит себя, свое подлинное Я. свою неприкрытую суть, удел парии, человека, который — никто" [50, с.11-14].