Ей стало жутко, и она с трудом оборвала видение”.

Велика роль внушения в искусстве. Оно овладевает и автором, сопереживающим своим героям, и людьми, воспринимающими произведение. Я уже упоминал об отношении И. А. Гончарова к героям своих будущих произведений. Высоко эмоционально сопереживали вымышленным героям также многие другие выдающиеся писатели. Их соучастие нередко достигало такого эмоционального крещендо, при котором наступали телесные изменения.

М. Ф. Андреева, жена А. М. Горького, вспоминала, что когда Алексей Максимович, работая на Капри над повестью “Городок Окуров”, описывал эпизод, в котором муж в припадке ревности убивает свою жену, она вдруг услышала, как писатель вскрикнул и упал на пол. Она вбежала в кабинет. “На полу около письменного стола во весь рост лежит на спине, раскинув руки в стороны, Алексей Максимович. Кинулась к нему — не дышит! Приложила ухо к груди — не бьется сердце! Что делать? Расстегнула рубашку, чтобы компресс на сердце положить, и вижу: с правой стороны от соска вниз тянется у него на груди розовая узенькая полоска... Полоска становится все ярче и багровее...

— Больно как! — шепчет.

— Да ты посмотри, что у тебя на груди-то.

— Фу, черт... Ты понимаешь, как это больно, когда хлебным ножом крепко в печень!..

Несколько дней продолжалось у него это пятно. Потом побледнело и совсем исчезло. С какой силой надо было пережить описываемое?” (М. Ф. Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. М., 1961).

Г. Флобер, описывая эпизод отравления мышьяком в романе “Госпожа Бовари”, ощущал во рту вкус мышьяка, с ним сделалось дурно, его рвало.

Тяжело пережил Ч. Диккенс смерть героини романа “Лавка древностей” Нелли. “Смерть Нелли, — писал он, — была делом провидения, но пока что я сам почти мертв от убийства моего ребенка”.

Б. Пастернак на обсуждении выполненного им перевода “Фауста” читал сцену с Гретхен в тюрьме. “Вдруг он осекся, всхлипнул, захлопнул книгу и сказал: