Читая “Никомахову этику”, находишь в ней почти сверхвыраженное присутствие phronesis (СНОСКА: рассудительность, здравый смысл (греч.) – прим. перев. и ред), добродетели ума, то есть такой усвоенной диспозиции (склонности), которая не только говорит нам, с помощью каких отдельных действий можно приблизиться к нашим назначениям, но и позволяет решить, какое конкретное действие в соответствующей ситуации было бы адекватным, мужественным, справедливым и т. д. Иначе говоря, это есть добродетель ума, которая позволяет нам распознать, какие действия хороши, учитывая нашу сущность, наше назначение, а также конкретную ситуацию, в которой мы находимся. Для Аристотеля, не знакомого с современным понятием совести, такое познавательное решение есть нечто строго личное, не поддающееся обобщению: нравственно хорошее действие есть всегда нечто лишь pros hemas – для нас верное; ведь только мы сами, то есть каждый из нас, может окончательно решить, что в данной ситуации следует и чего не следует делать, и только он один может отвечать за это.

К этому краткому описанию античного определения нравственного действия, важность которого проистекает из того факта, что человек есть существо, которое стремится к своему осуществлению и добивается его, остается добавить характерную для Нового времени форму сокращенной интерпретации нравственного действия. Она, конечно, не единственная, но в рамках нашей лекции, обращенной к студентам факультета психологии, может представлять особый интерес. Не позднее, чем с XVII века, мы находим широко распространенное суждение, согласно которому этика (и тем самим определение нравственного действия) должна быть подчинена чуждому для нее научному идеалу: сначала этику предпочитали включать в такую научную дисциплину, как математика, основанная на аксиоматическом базисе (СНОСКА: Под впечатлением работ Галилея и особенно Ньютона возникло представление, что всякое солидное знание должно строиться more geometrio, по методу математики и образцу Евклидовой геометрии. Правда, поначалу не знали точно, как же этика может выглядеть a la математика, и в действительности первую продуманную, но в то же время изрядно неуклюжую попытку построения аксиоматической этики мы обнаруживаем только в XVIII веке, у Христиана Вольфа, одного из самых содержательных, и одновременно наивно рационалистических просветителей, который в 1738 году опубликовал этику modo scientifico pertraktata (лат. – только научное исследование – прим. перев.). Уже Декарт в 1637 году высказал мнение о том, что этические высказывания, как и математические, должны строиться на аксиомах, так что с осуществлением этой цели в нашем распоряжении была бы только morale per provision, временная этика, которая, как добавляет ученик Декарта Мальбранш, необходима non parce qu'elle satisfact l'esprit mais que le besoin presse (фр. – не потому, что она удовлетворяет разуму, а потому, что ее вынуждает необходимость – прим. перев.). Поколением позднее, у Локка, который даже за физикой не хотел признавать право на достоверность, мы находим, что утверждения в морали и политике могли бы выглядеть так же, как и в математике, и даже могла бы иметь такую же достоверность, как as that a triangle has three angles equal to two right ones (англ. – сумма углов треугольника равна двум прямым углам – прим. перев.). (Утверждение автора данной работы, что «первую продуманную <...> попытку построения аксиоматической этики мы обнаруживаем только в XVIII веке у Христиана Вольфа» (см. пред. стр.), весьма спорно. В русскоязычной традиции как «создатель геометрического метода в философии» рассматривается философ XVII века Бенедикт Спиноза. Под этим названием (геометрический метод в философии) в философии Нового времени подразумевалось использование заимствованного из античной геометрии аксиоматического метода для обоснования и изложения философских концепций и учений (См., напр.: Философский словарь. – М., 1991. С. 428). Впервые аксиоматический метод практически использовал именно Спиноза для построения своего главного труда «Этика» («Ethica more geometrico demonstrara», 1977). В данной работе Спиноза по образцу геометрии Евклида изложил свою систему, начиная с установления необходимых для этого определений и аксиом и кончая доказательством вытекающих из них теорем. Вся работа в целом построена по образцу геометрического трактата: каждая часть (всего их V) состоит из теорем, лемм, коллариев (выводов) и схолий (пояснений). В основе подобного рода применения геометрического метода в философии лежало механистическое представление о мире как грандиозной машине, подчиняющейся законам механики и геометрии, то есть такой закономерной системе, которая может быть познана геометрическим методом. – Прим. ред.); позднее на смену математике пришли исторические науки с их попыткой понять действительность с помощью гипотез, охраняемых реконструированными из исторических источников фактами. В рамках эмпирических наук была предпринята попытка разрешить проблему верного и неверного действия, исходя из причин преимущественно психологического и социологического характера. С самого раннего детства посредством воспитания, посредством воздействия социальной среды с ее конкретными нормами поведения и ценностными представлениями, с ее требованиями, ожиданиями и осуждениями, отдельному индивиду прививается соответствующее действие. Все это способствует формированию его собственного суждения о ценностях и его способности различать добро и зло; это накладывает свой отпечаток на человеческую совесть, “говорящую”, что нужно делать и чего нельзя делать. Зигмунд Фрейд объяснял это с точки зрения глубинной психологии через образование некоторого сверх-Я как связующей инстанции, из которой вытекают требования совести и из-за которой мы чувствуем ответственность. Карл Маркс объяснял это социологически, относя мораль к “идеологической надстройке”, призванной оправдывать общественный порядок и гарантировать его сохранность в интересах правящего класса; причем, индивидуальность у Маркса определяется социально санкционированными (“правящими”) ценностными представлениями и нормами поведения. Поэтому изменение нравственных норм возможно лишь в результате изменения всего общества.