Мы не будем здесь описывать частично вазомоторные физические реакции испуга. По большей части к вазомоторным следствиям относят и “эмоциональный паралич” (baelz) (СНОСКА: E.Baelz (1901) обозначал как “эмоциональный паралич” то, что прежде было известно как “эмоциональный ступор” — наступающее при внезапных и тяжелых душевных потрясениях (испуге, страхе перед смертью, угрожающих жизни катастрофах, ураганном огне) подобное параличу торможение аффективной деятельности, а иногда также моторных способностей, при продолжающихся процессах мышления) — период безразличия, безучастности после испуга. Эта точка зрения — не более чем предположение. Против нее говорит и то, что другие душевные потрясения без грубых вазомоторных последствий тоже нередко имеют следствием этот эмоциональный паралич — например, депрессивная реакция. Душевная боль сменяется тупой апатией. В “Избирательном сродстве” (СНОСКА: Роман В.Гете) говорится: “К счастью. человек способен лишь до какой-то определенной степени вмещать несчастье; все, что выходит за эти пределы, уничтожает его либо оставляет равнодушным. Есть ситуации, в которых страх и надежда сливаются вместе, взаимно уравновешиваются и исчезают в темном бесчувствии”.

Со многих точек зрения и известные сумеречные состояния после испуга рассматриваются как чисто рефлекторные вазомоторные явления. Такое иногда возможно, однако чаще всего речь здесь идет, безусловно, о воздействии содержания испуга, то есть фактически о реакции на пугающее событие. Ее следует принципиально отличать от страха и боязни, если уж не всегда отделять от них. Событие ведь может миновать и уже не грозить опасностью, можно “отделаться испугом”, как всадник Г.Шваба, который узнает, что проскакал по заснеженному Боденскому озеру (СНОСКА: Согласно старинному сказанию, один всадник проскакал по замерзшему Боденскому озеру, не зная, что гладкая поверхность под ним — это озеро. Когда на берегу ему об этом сказали, то от ужаса перед имевшей место опасностью он упал замертво. Густав Шваб (1792-1850) написал на этой основе стихотворение, благодаря которому сказание, собственно, и стало по-настояшему известным. Выражение “всадник над Боденским озером” вошло в поговорку как обозначение человека, бурно реагирующего на неопознанную чрезмерную опасность). И тем не менее ввиду пережитой опасности возникает душевное потрясение, которое может выражаться и в виде помрачения сознания. Разумеется, предпосылкой любой реакции на пугающее событие является действительная или мнимая, существующая или уже пережитая опасность для человека или его ближайшего окружения. Например, известие о разрушении какого-то города в строгом смысле испугает кого-то лишь в том случае, если у него в этом городе есть близкий человек или что-то дорогое ему. Поэтому не каждое потрясение “ужасными новостями” или “картинами ужаса” является психической реакцией испуга в собственном смысле, но часто бывает более похожим на ужас, печаль, а также отвращение. Сумеречные состояния наступают порой лишь некоторое время спустя после пережитого испуга: так давлению нужно время, чтобы пробить предохранительный клапан. Сумеречные состояния иногда повторяют пережитую ситуацию. raimann назвал это “бредом воспоминаний” (СНОСКА: Так raimann обозначал аффективно-окрашенные воспомина-ния, например, при реактивном состоянии. При этом воспоминания, например, о сценах супружеской ссоры переживаются заново с частично фантастическим искажением при сильном аффекте). Однако бывает и так, что содержанием этих состояний является нечто совсем другое, веселое, чисто внешнее, что можно было бы назвать “бредом вытеснения” (СНОСКА: Здесь “вытеснение” употреблено во фрейдовском смысле). При всех психогенных сумеречных состояниях возникает вопрос: можно ли здесь обойтись без допущения некоего “удара” по телесному, некоего соматического “превращения”? Это относится и к тем случаям, когда реагируют на содержание чего-то ужасного, а не рефлекторно на его чувственно воспринимаемое содержимое, прежде всего на его интенсивность. Лишь такие сумеречные состояния, вероятно, заслуживают этого имени, и все остальное, им называемое, следовало бы отнести к несерьезному жеманству. Столь часто встречающееся токсическое, прежде всего алкогольное или медикаментозное, напластование (“замазывание”) нередко выявляет и здесь окраску помрачения сознания, которое в этом случае имеет другое происхождение. Также и для психогенных соматических нарушений мы должны, в противоположность сделанному сознательно, требовать приведения в действие имеющегося соматического “аппарата”. Поскольку они, а также, возможно, психогенные помрачения сознания находятся в распоряжении целевой тенденции, здесь практически выявляются расположение уступами и переходы.