Глубина

Психотерапевтические теории слишком часто составляют сложное целое из простых элементов. Некоторым клиницистам удается даже самые обычные проблемы превращать в клубок патологий и потом находить в нем внутреннюю динамику и разные сложные компоненты — так же, как фокусник находит в своей шляпе кроликов. Эффективные психотерапевтические теории ничего не усложняют, а наоборот, расчленяют сложные и многозначные факторы на простейшие составляющие. Использование таких метафизических выражений, как примитивные мазохистские потребности или кризис идентичности, затуманивает суть проблемы, окружая ее атмосферой мистификации. Когда проблему называют “серьезной” или “глубинной”, вокруг нее часто возникает аура безнадежности, что само по себе может вести к нежелательным результатам. Когда клиент говорит о том, что корни его проблемы лежат “очень глубоко”, Фэй (Fay, 1978) реагирует на это парадоксальным образом: “Вы хотите сказать, в селезенке или в поджелудочной железе?” На вопросы типа: “Разве нам не следует заглянуть поглубже в прошлое?” — он может ответить: “Вы имеете в виду эпоху динозавров?”

При употреблении термина глубинный по отношению к психологическим факторам обычно предполагается, что какие-то события, происшедшие в раннем детстве, вызвали появление определенной привычки или проблемы и если обращать свое внимание лишь на недавние происшествия и на факторы, остающиеся в силе на сегодняшний день, проблему разрешить не удастся. Таково общепринятое значение понятия “глубинный”. Чем глубже проблема, тем она сложнее и тем меньше надежды разрешить ее. Давайте рассмотрим один пример.

Г-ну Н.С. — неженатому белому 32-летнему бухгалтеру — был поставлен диагноз “мазохизм с тенденцией к саморазрушению, пассивно-агрессивный, состояние пограничное”. При этом утверждалось, что его “глубинные” проблемы развились вследствие чрезмерной суровости отца и слишком большой заботливости матери. Несмотря на то, что Н.С. в свое время был хорошим студентом, на работе он явно не мог в полной мере применить свои способности. Он был “на крючке” у начальника-эксплуататора, который, вероятно, пользовался его так называемым “страхом успеха”. В возрасте 26 лет он начал обращаться за помощью к разным специалистам, среди которых были психотерапевт, использовавший в своей работе сочетание антидепрессантов и динамической психотерапии, и семейный терапевт — приверженец школы Боуэна. Результат был минимальным (если был вообще). Ко мне как к “мультимодальному психотерапевту” ему посоветовала прийти его тетка по материнской линии, с дочерью которой я до этого работал.