Еще я помню, как у меня было мало детских удовольствий, ведь я не умел ни с кем из детей играть во что. Не мог я и убегать, как многие дети делают, куда-нибудь один, без взрослых, В общем, у меня не было таких удовольствий, как у других детей. Однако меня это не очень огорчало, так как я много времени проводил с мамой и папой, а они меня развлекали, пели песни. А еще я очень рано научился понимать их разговоры, которые мне очень много давали информации об окружающей жизни.

Вот что я еще хочу рассказать. Сначала я не очень еще ясно представлял, насколько я больной. И у меня была надежда, что все это пройдет, и очень я этого ожидал, так как и родители в моем присутствии нередко выражали такую надежду.

Вообще я чувствовал себя очень несчастным. А еще я сильно переживал неумение настоящие свои мысли и чувства выразить, хотя мне этого очень хотелось. У меня был страх общения с людьми. Очень я боялся общения даже с близкими. Я боялся, потому что они чего-то от меня хотели, чем-то хотели заинтересовать, что-то спрашивали, а мне это было мучительно.

Очень я еще хочу рассказать, как я ободрен был, когда вдруг понял, что я умею читать. Просто я увидел, что я понимаю слова, которые написаны на улице на афишах. А еще я очень хорошо понял, что для меня возможно обучаться теоретическим предметам, книжным занятиям, которые не требуют каких-либо ручных действий, так как, и это я тоже тогда понял, что руками я действую плохо.

Отец: Значит, ты сам научился читать?

Н. Д.: Не совсем так, ведь ты мне все-таки буквы показывал, но я, исходя из тех букв, что я знал, узнавал другие.

О. С: Когда это было?

Н. Д.: В 7-8 лет, однако на самом деле многие буквы я уже раньше знал, потому что папа, не желая меня специально учить, называл, и у меня это осталось в голове.

Я очень еще хорошо помню, как я увидел первый раз очень меня поразившую картину. Увидел я какую-то женщину, шедшую по улице и разговаривавшую не с другим человеком, а с самой собой. Меня поразило, что человек, оказывается, может разговаривать, даже если его никто не слышит. Ведь я даже никогда не подозревал, что речь рождается от человека как такового. Мне казалось, что речь рождается из взаимодействия двух людей. Ну, как если бы не было у реки двух берегов, то не было бы и моста. И этот мост есть речь. Вообще, я начал понимать, что моя-немота происходит не оттого, что боюсь общения с другим человеком, а оттого, что боюсь, что не могу разговаривать. Я отвык от разговора, а того страха, который меня отучил, у меня уже нет. Когда я понял это, я изменился, стал более общительным, веселым. Вообще, очень я с тех пор стал надеяться, что у меня все пройдет. Ну не тут-то было. Видимо, страх перед общением исчез, а страх перед речью остался. А чем это объяснить, я не знаю. Если бы я это понял, мне было бы легче бороться.