Системы правосудия

Исследуя традиционные и современные механизмы европейского правосудия, Фуко пришел к выводу, что истинные причины правовых реформ XVIII в. заключались не в том, что гуманистов и просветителей потрясла жестокость существовавших тогда карательных мер, пыточного следствия и применявшихся казней, а в том, что они обнаружили малую эффективность всех этих средств. Судебные реформы в европейских государствах понадобились для того, чтобы наказывать не меньше и слабее, а рациональнее и эффективнее. В прошлом жестокие наказания не являлись следствием безграничной власти феодалов и монархов над подданными. Каждое нарушение закона рассматривалось как посягательство на права господина и суровое воздаяние являлось его привилегией, не предполагавшей симметрии прав преступника и суверена. Пытки и публичные казни выступали не как процедуры восстановления справедливости, а как практика подтверждения принципа безграничной власти суверена. Не случайно наказания часто носили вид инсценированного, почти театрального действия. Фуко приводил пример того, как служанку, зарезавшую свою хозяйку, палачи посадили в то же кресло, где сидела госпожа, и зарезали тем же самым ножом.

Театральность процедуры наказания проявлялась и в том, что объект наказания, т. е. человеческое тело, истерзанное пытками, заклейменное, часто выставлялось напоказ, чтобы его вид запечатлелся в памяти других людей как знак могущества суверена. Но XVII век обнаружил характерный юридический парадокс, связанный с процедурой наказания: пыточное следствие, существование профессии палача и публичные казни дискредитируют идею справедливого наказания.

Практика традиционного судопроизводства не исправляет преступников, не предупреждает преступлений и не снижает уровня преступности. Потребовалась новая система принципов социального контроля. При осуществлении процедуры наказания предпочтение стало отдаваться уже не столько телу человека, сколько его душе. Правосудие стало как бы стыдиться прикосновений к телу; роль пыток и побоев заметно уменьшилась. Даже к смертной казни служители пенитенциарной системы начали относиться не как к радикальной манипуляции с человеческим телом, а как к средству лишения преступника его главного права — права на жизнь. Излишняя жестокость по отношению к телу преступника представляется теперь общественному сознанию недопустимой. Зловещую фигуру палача заменила команда специалистов разных профилей, включая врача и священника. Их задача состояла в том, чтобы сделать смерть осужденного наименее мучительной. С этой же целью создаются специальные технические и фармакологические приспособления — гильотина, электрический стул, смертельная инъекция и т. п. Все это, однако, не означало, что общественное сознание и система правосудия стали более гуманными. Стремясь более рационально судить и эффективно наказывать, они продолжали относиться к преступнику как к антагонисту, не заслуживающему снисхождения. Над ними продолжали довлеть традиции европейских теорий общественного договора, согласно которым каждый гражданин, заключивший со всем обществом договор о соблюдении норм и законов права, не должен его нарушать, и потому преступник, отвергший все договоренности, становится врагом всего общества, не имеющим права рассчитывать на снисхождение.