Изображенная Ф. Кафкой система судопроизводства вездесуща. Она располагается на всех чердаках всех домов государства, буквально нависая над головами всех граждан. В любой момент она может предъявить обвинение кому угодно, любому человеку. И для этого не надо быть виновным в совершении какого-то конкретного правонарушения. Для системы не существует невиновных граждан. Невиновность — это только иллюзия. Обвинить, осудить, приговорить к смерти можно кого угодно. Для этого достаточно следствию и суду заняться конкретной личностью. И если дело открывается, то спасения уже нет. Единственно правильная модель поведения — это смириться с обвинениями, с господствующим порядком вещей.

Власть системы негласного судопроизводства абсолютна. То внешне мягкое, «кошачье» насилие, которое она осуществляет, неодолимо и неотвратимо. Любые попытки сопротивляться ему, пассивные или активные, не дают результата. Человек оказывается'как будто заворожен, загипнотизирован ее властью. Он может не ходить на допросы, поскольку никто его туда не ведет насильно, но он идет. Он может уехать, скрыться, но, уверенный в своей полной безвинности, он остается. Он может бунтовать, но не бунтует. Его «я» словно парализовано. Его волевые механизмы будто отключены.

Индивидуальное «я» Йозефа К. демонстрирует «транс-грессивность наоборот». Оказавшись внутри круга определенных обстоятельств, он не может переступить через очерченную некой роковой силой черту. Этим он напоминает архаического человека «доосевого» времени; в нем словно еще не пробудилась склонность к трансгрессивным порывам. Не случайно у первобытных племен существовал обычай наказывать провинившегося особым способом: колдун очерчивал вокруг него, когда он спал, магический круг, через который тот не имел права переступить. Результат был, как правило, один: виновный, оставаясь внутри круга, погибал от сознания своей отчужденности от всех, покинутости всеми.

С Йозефом К. происходит нечто подобное. Для Ф. Кафки закончилась эпоха трансгрессивных личностей. Государство создало систему их изничтожения, их возвращения в прежнее состояние, когда оы они покорно воспринимали все, что исходит от государства, и видели в нем нечто вроде древнего рока, с которым немыслимо спорить.