Итак, персона и тень составляют пару, обретающуюся, по преимуществу, на двух тесно взаимосвязанных уровнях психики: в сознании и в личном бессознательном. Персона, скорее, осознанна и позитивна, тень негативна и, скорее, неосознаваема. Как все бессознательное, согласно постулату Юнга, она может проецироваться вовне.

На уровне коллективного бессознательного столь четкое разграничение невозможно: «архетип морально нейтрален и становится злым или добрым, а точнее, парадоксальной смесью того и другого, в контакте с сознательной мыслью» (СНОСКА: Юнг К.Г., Нойманн Э. Психоанализ и искусство. С. 52). Таким образом, архетип целостен, и мы можем говорить лишь о позитивном и негативном его аспектах, а также о различии образов, воплощающих и тот и другой.

АНИМА И АНИМУС. Первая составляющая данного архетипа – предзнание суженой/суженого, невыразимый и, вместе с тем, определенный идеал женщины (для мужчины) или мужчины (для женщины). Анима является отпечатком всего опыта предков мужчины в отношении женщины, опыта, запечатленного в его органической системе как наследственный фактор и предоставляющего бессознательной психике хранилище всех впечатлений, когда-либо производимых женщиной на мужскую половину человечества.

Впрочем, такой подход не вполне объясняет избирательность человеческой любви, если не вспомнить юнгианское положение о поверхностных слоях коллективного бессознательного вплоть до семейного и если не учитывать фактор, который я бы условно назвала «аленький цветочек юкки».

Я позволяю себе подобный метафорический гибрид, имея в виду как известную благодаря С.Т. Аксакову русскую сказку, так и любимый пример Юнга про симбиоз американского растения юкка с одним из видов бабочки. Сложный механизм размножения последней запускается единственным сигналом: цветением растения юкка в течение всего одной ночи (опыление цветков юкки без участия этой бабочки также невозможно).

По всей видимости, архетип «суженого/суженой» включает в себя не только сам виртуальный объект, но и интуитивное предзнание особенных условий, обставляющих его появление, особенных характеристик объекта. Иначе откуда бы у младшей купеческой дочери из сказки такое навязчивое, необъяснимое для нее самой, как позже выясняется, даже опасное желание обладать «аленьким цветочком, краше которого нет на белом свете»? (Если бы американская бабочка могла говорить, то именно так бы и нарекла, наверное, скромный цветочек юкки, к которому ее непреодолимо влечет инстинкт.)