Непоследовательность или противоречивость сюжетной линии, изначально предъявленной в каждой истории, требует присутствия автора как персонажа, заполняющего лакуны, постепенно прорисовывающего второй, третий и т.д. планы картины. (Глубинная психология…)

Художественное творчество Фрейда на основе клинической практики, осознанное им самим в качестве такового, позволило мне с легкостью в начале первой главы превратить рассказ Конан Дойла в подобие клинического, в психоанализ сновидного материала. «Его [Фрейда] истории болезни похожи на сновидения» (СНОСКА: Там же. С. 11), – подтверждает Хиллман.

Однако Хиллман не был бы оригинален, если бы ограничился перечислением «противоестественных» (в смысле «против естественнонаучного метода») вольностей венского психиатра: вся история критики психоанализа базируется на этом. Еще более, чем стилистические наблюдения Хиллмана, впечатляют подсчеты количества первых пациентов Фрейда (эмпирическая база его теории!), которое не превышало количества пальцев одной руки.

Оригинальность Хиллмана как «ревизиониста» классического психоанализа заключается в том, что в очевидном искажении Фрейдом принятого метода он разглядел принципиально новый подход, доступный обоснованию. Не естественнонаучный, но от того не менее объективный.

Американский психолог вскрывает «двойную динамику» метода Фрейда, пользуясь терминологией последнего: это динамика компромисса между осознанным стремлением позитивиста следовать медицинским фактам и бессознательной потребностью видоизменить эмпирическую методологию в направлении поэтического искусства.

В своем творческом развитии, по мнению Хиллмана, Фрейд проходит несколько этапов от привязанности к описанию конкретных клинических случаев через анализ произведений искусства к таким работам, как «Тотем и табу», «Моисей и монотеизм», эмпирических доказательств концепций которых найти невозможно. «Фрейд снимает эмпирическую маску, и перед нами предстает писатель в чистом виде» (СНОСКА: Цит. по: Хиллман Дж. Исцеляющий вымысел. СПб., 1997. С. 12)