Изменения во внутренней среде организма при аффекте (авторы периферической теории возвели их в ранг его конечной причины, для которой никаких биологических оснований не существовало) после работ Кеннона о гомеостазе выступали не как первичное, а как производное. Эти изменения обрели смысл ^феноменов, связанных с мобилизацией телесных сил для предстоящих «бегства и борьбы», готовящих организм к восстановлению динамического равновесия внутренней среды перед лицом испытаний, которые неизбежно нарушат это равновесие.

Механизмы восстановления гомеостаза, с которыми теперь связывались телесные изменения при эмоциях, Кеннон трактовал как продукт естественного отбора. Мы видим, таким образом, что биодетерминистский способ анализа позволил Кеннону преодолеть механодетерминизм его учителя Джемса, периферическая гипотеза которого, как показал Выготский, обессмысливала и телесные изменения при эмоциях, и сами эмоции. Однако ни «централизм» Кеннона, ни включение им телесного механизма эмоций в общую схему гомеостаза не выводили исследование за пределы физиологии. Категории, в системе которых он работал, не позволяли раскрыть специфику эмоции как психической реальности. Поэтому Выготский, ставя теорию Кеннона выше теории Джемса—Ланге, все-таки полагает, что и первая бессильна преодолеть дуализм.

Ограниченность естественнонаучного, каузального воззрения на психику, при объяснении которой биологический детерминизм, существенно продвинувшись вперед по сравнению со своим предшественником — детерминизмом механистическим, не сумел, однако, овладеть ее центральными областями, придала новый импульс индетерминистскому движению в философии. Оно выделило реальнейшие особенности человеческого сознания — его внутреннюю активность, личностный смысл переживаний, ориентацию на духовные ценности и другие — как неоспоримый показатель его имманентной включенности в совершенно иной порядок бытия, чем выделение адреналина или раздувание ноздрей при гневе. Это направление отвергло изжившее себя картезианство — не только механическую картину внешнего мира, но и интроспекционистскую картину внутреннего, которая, как отмечалось, доминировала в отделившейся от философии экспериментальной психологии, устремленной на поиск первоэлементов сознания.