Здесь надо сделать одно пояснение. Когда я говорю о необратимых изменениях, то вовсе не имею в виду нечто, что является таким прочным и незыблемым, что убрать его нет никакой возможности. Я имею в виду, что появляется нечто, что не исчезает само, непосредственно и поэтому если уж надо это нечто "убрать", то требуется специальная работа и специальные средства, т.е. надобен новый, доселе не существовавший прием или способ действий. Его необходимость и есть свидетельство необратимости изменения ситуации не в физическом, а в психологическом смысле этого слова.

Именно потому, что подобный продукт необратимо меняет ситуацию своего же построения, становится невозможным "генетическое" объяснение его происхождения. Если уж есть потребность понять этот новый предмет в цепи причин и следствий, то эта цепь начинается с новой ситуации, а не со старой. Вообще, цепь причин предполагает в качестве среды некий постоянный и неизменный "эфир", пустое пространство, и именно поэтому никогда не может стать объяснением творческого акта.

Надо отметить, что подобная конструкция, т.е. представление о действии как изменении самой среды своего протекания, вовсе не нова для психологии, однако мимо этого понимания прошли многие психологи, в том числе изучавшие акт творчества. О ней напомнил, ее акцентировал и развил Д.Б. Эльконин в "Психологии игры", приводя бойтендейковское определение собственно игрового предмета как "предмета, который играет с самим играющим". По Д.Б. Эльконину, "игра с самим играющим" и есть построение действия, изменяющего условия самого действования. Более того, Д.Б. Эльконин полагал, что именно такого рода действия составляют всеобщий способ ориентировочной деятельности (1978, с. 77-92). Дополняя эту мысль представленной трактовкой "работы" продукта творческого действия, можно, видимо, утверждать, что игровая форма действия является всеобщим способом "упражнения" в творчестве.