В. В. Бунак не учитывает того решающего факта, что современные высшие антропоиды не суть стадные животные, а антропоидный предок человека — австралопитек или другая высшая обезьяна,— вне всякого сомнения, был животным стадным, общественным (СНОСКА: Ф. Энгельс писал: «Вполне очевидно, что нельзя выводить происхождение человека, этого наиболее общественного из всех животных, от необщественных ближайших предков» (Ф. Энгельс. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 20, стр. 488—489)). Следовательно, в стаде австралопитеков, как и в любом обезьяньем стаде, должны были существовать средства «стадной стимуляции» (термин Н. Ю. Войтониса) (СНОСКА: См.: Н. Ю. Войтонис. Предыстория интеллекта. А. Шафф. Введение в семантику. М., 1963, стр.210—212), а они как раз всегда бывают именно «эффектными криками». С другой стороны, труд первобытного человека был с самого начала общественным, а в «трудовом коллективе» первобытных людей для целей коммуникации, конечно, должны были использоваться те звуки, которые к этому времени уже были общими.

Приобретя функцию обобщения, сигнальные средства не могли уже оставаться средствами простой стимуляции поведения, как это было раньше у животных. Во-первых, само поведение — во всяком случае, в сфере трудовой деятельности — существенно изменило свой характер: из ситуативно связанного, непосредственно рефлекторного оно стало контролируемым, «удвоенным». Во-вторых, и сигнальные (речевые) средства из «естественных», биологических стимулов стали системой искусственных сигналов, хотя еще и не «сигнальной системой» в том смысле, в каком об этом говорит И. П. Павлов, так как они не могли замещать первосигнальных раздражителей, а лишь совмещались с ними (СНОСКА: Л. Шафф. Введение в семантику. М., 1963, стр. 210—212). На этой ступени можно, по-видимому, говорить о присущей речевым средствам функции регуляции поведения.

Переход к регулирующей функции речевых средств является шагом на пути к следующему, главнейшему качественному скачку, который связан уже с появлением знаковой функции речи. Ее субъективное отличие от регулирующей функции заключается в том, что используемые в знаковой функции сигнальные средства уже не просто организуют тем или иным образом независимую от них в принципе деятельность, а начинают определять характер этой деятельности, вносят в нее новое объективное содержание и этим перестраивают ее структуру. Ее объективное отличие заключается в том, что знак позволяет учитывать в поведении не только внешние, природные связи раздражителей, но и такие их связи, которые возникают только в ходе общественной практики. «Активное приспособление человека к среде, изменение природы человеком не может основываться на сигнализации, пассивно отражающей природные связи всевозможных агентов... Человек вводит искусственные стимулы, сигнифицирует поведение и при помощи знаков создает, воздействуя извне, новые связи в мозгу...» (СНОСКА: Л. С. Выготский. История развития высших психических функций, стр. 112).