В различных функциях речи также возможна эквивалентная замена языка неязыковыми средствами. Однако в этих случаях мы находим, естественно, значительно более узкую сферу употребления эквивалентов языка. Так, в функции «марки» язык может заменять фирменный знак или другой символический рисунок (СНОСКА: См., например: Е. Ф. Тарасов. Вопросы описания и интерпретации функциональных стилей (на материале публицистического подстиля «Экономическая реклама» современного немецкого языка). Автореф. канд. дисс. М., 1963). Ср. двоякий способ обозначения фирмы-изготовителя на легковых автомобилях типа «пежо» (подпись) или типа «мерседес» (условный знак).

В эстетической функции эквивалентами языка могут выступать различные неязыковые компоненты литературного произведения. Сюда относятся, во-первых, особенности шрифтового оформления и вообще верстки (СНОСКА: См.: Г. О. Винокур. Культура языка. Очерки лингвистической технологии. Л., 1925); во-вторых, рисунок или цвет: укажем, например, на кривую, изображающую ход повествования в «Тристане Шенди» Лоренса Стерна, на изображение бутылки в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Рабле и т. д. (СНОСКА: Ср. в этой связи: В. Б. Шкловский. Теория прозы. М.—Л., 1925, стр. 160; Н. Харджиев. Маяковский и живопись. В сб.); в-третьих, в той же функции может выступать, так сказать, пустое место. Этим явлением специально занимался Ю. Н. Тынянов, указавший, в частности, на важную композиционную роль пропущенных строф в «Евгении Онегине», которые совсем не соответствуют каким-то реально вычеркнутым стихам, а введены поэтом с определенной целью. Ю. С. Степанов пишет по поводу этих пропущенных строф: «Семантически... их роль сводится к тому, что они символизируют внутреннее время произведения. Строфа, примыкающая к предыдущей, читается как ее продолжение. Строфа, отделенная от предыдущей эквивалентом — строфой из многоточий, читается как отстоящая от нее по времени, протекающему в произведении».

В экспрессивной функции эквивалентом языка являются различные паралингвистические явления, т.е. выразительные движения — мимика, жестикуляция. В настоящее время паралингвистикой много занимаются в нашей стране, в частности в Институте славяноведения АН СССР; что касается зарубежных исследований, то среди них есть даже монографии. Паралингвистические проблемы далеко не так абстрактны, как это кажется на первый взгляд: они имеют вполне реальный и очень существенный практический выход, прежде всего в области психиатрии, и в частности диагностики психических заболеваний. Другой важный выход — это обучение языку; полное владение неродным языком предполагает усвоение сопутствующих языку особенностей неречевого поведения. Как бы хорошо тот или иной человек ни говорил, допустим, по-болгарски, в Болгарии не воспримут его речь как правильную болгарскую речь, если он будет сопровождать ее русским, а не болгарским утвердительным или отрицательным жестом. Мексиканец, сицилиец, провансалец говорят по-испански, по-итальянски, по-французски или по-провансальски иначе, чем, скажем, русский, немец или швед, владеющий этими языками как угодно хорошо, но выучивший их, не общаясь непосредственно с их носителями. Это отличие возникает как раз за счет паралингвистических явлений. Обычно эти паралингвистические стороны речевого поведения усваиваются главным образом в процессе речевой практики. Однако можно значительно сократить и облегчить овладение ею, если поставить ее изучение на научную основу. К сожалению, это изучение применительно к русскому и другим языкам народов СССР практически не начато.