Мы часто ходили гулять в лес, иногда находили землянику и малину. На кустах, которые мне показывала М.Н., я сама могла срывать ягоды, отличая спелые ягоды от зелёных по мягкости и твёрдости. Нередко мы заходили в такую глушь, что теряли дорогу к лагерю. Не знаю, боялась ли М.Н., но я немножко побаивалась. Хотя говорили, что в лесу, если зайти далеко, водились только белки и лисицы, но мне одно слово «лес» уже внушало некоторый страх, и в то же время я испытывала какое-то почтение и преклонение перед чем-то большим и мрачным. Я вспоминала различные страшные рассказы о северных лесах, а кроме того, очень боялась змей: мне казалось, что они гнездятся в высокой траве. Правду говорят, что у страха глаза велики. Я носила вязанные тапочки, и если наступала на что-нибудь мягкое и, как мне чудилось, холодное, то вскрикивала и крепко цеплялась за М.Н.

Однажды мы сидели возле большого стога сена на обширной поляне. Сено уже было совсем сухое и при малейшем прикосновении шуршало. Я сидела, прислонившись спиной к стогу, а М.Н. отошла поискать малину. От лёгкого ли порыва ветерка, или от чего-либо другого, но рядом со мной зашуршало сено и несколько сухих травинок упало на меня. Мне представилось, что вот я сижу одна, ничего не вижу, не слышу, а из стога выползает змея и направляется ко мне. Мне приходилось осматривать живого ужа, а также чучела некоторых небольших змей. По ужу я представляла, какие холодные змеи. Я знаю, что уж безвреден, но и он мне был неприятен, и я с трудом преодолевала отвращение, осматривая его.

Итак, представив себе холодное веретенообразное тело извивающейся змеи, я очень испугалась, быстро встала с земли и стала громко звать М.Н. Она была недалеко и сразу подошла ко мне.

— Что случилось?

— Я боюсь: может, быть здесь змеи; сено зашуршало так сильно, что я это почувствовала и испугалась.

— Ничего не видно. Может быть, птичка села или от ветра на вас насыпалась сухая трава, - успокоила М.Н.

— Но вы не уходите далеко, я боюсь…