М. Н. и врач осмотрели комнату и убедились, что с потолка каплет прямо на мою постель. Я сразу успокоилась, стало даже смешно, что я так перепугалась. Но если бы этот дом был мне знаком, я могла бы себе представить его дряхлость и тогда сразу поняла бы, в чем дело.

Утро после этой неприятной ночи было солнечное, ликующее, вызывающее желание только радоваться всему и сделать в жизни большое, полезное дело... И совсем уж никак нельзя было представить, что ночью лил дождь, что я провела ночь в какой-то сырой, холодной комнате. Эта комната не сохранилась в моей памяти как нечто реальное — она вся распалась, рассыпалась, расплылась в неопределенной форме, как кошмарные, когда-то давно приснившиеся сны.

* * *

Нам удалось найти чистенькую комнатку у одной колхозницы, куда мы не замедлили переселиться. Питание мы получали из лагеря, который находился на горе в конце села. Это было недалеко и я часто вместе с М. Н. ходила за обедами не только ради прогулки, но еще и потому, что стремилась все ощущать, воспринимать, представлять. Ведь, когда мы проходили с одного конца села на другой, я на пути воспринимала различные запахи: те, которые исходили из каждого дома, и запахи трав, полевых цветов, росших в траве под заборами или в маленьких овражках; ощущала запах реки.

В это же время М. Н. рассказывала мне то, что она наблюдала сама. Если я ей говорила, что ощутила такой-то запах, исходивший из дома, мимо которого мы шли, она мне описывала внешний вид дома и двора.

В том домике, где мы сняли комнату, я уже ознакомилась с обстановкой и расположением дома, осмотрела даже — насколько могла достать рукой — наружные стены дома. Это дало мне возможность по-настоящему представить русскую избу. Ведь я родилась и провела свое детство в украинском селе. Мне хорошо знакомы глиняные хаты с глинобитным полом (долiвка). В книгах я Читала о бревенчатых русских избах, но думала, что такие избы были только у лесничих: ведь в лесу нетрудно нарубить деревьев и сколотить бревенчатую избу.