— Наташа, где мой халат? Не забудьте взять его.

Как я узнала потом, все засмеялись и удивились тому, что я прежде всего вспомнила о халате. Потом я находилась несколько часов без сознания, а когда очнулась (было уже 10 часов вечера), протянула руку к тумбочке, чтобы найти больничный стакан с водой. И вдруг рука наткнулась на мою домашнюю чашку с блюдцем. Эту чашку я сразу узнала и очень обрадовалась, думая, что лежу дома на своей постели. В один миг мне представились все знакомые предметы, находящиеся в моей комнате. Но потом я вспомнила операцию, перенесенную боль, вспомнила, что лежу в больничной палате: об этом ясно свидетельствовал специфический запах клиники. Значит, ничего домашнего здесь нет, кроме этой чашки. Но как она сюда попала? Очевидно, кто-то приходил, а быть может, и сейчас находится здесь, у моей постели. Действительно, ко мне подошла Мария Николаевна, как только заметила, что я очнулась, Я очень обрадовалась ей. Хотя в клинике все относились ко мне исключительно внимательно и тепло, но все же Мария Николаевна была своим, близким, сразу меня понимающим и в точности выполняющим мои просьбы человеком. Я стала просить ее, чтобы она не уходила сегодня.

— Нет, нет, не уйду, я специально пришла, чтобы быть возле вас ночью...

Через два дня мне стало лучше, но со мной все-таки находилась Мария Николаевна, а когда она уставала, ее сменял кто-нибудь из воспитательниц школы глухонемых, где я жила. Один раз днем, когда возле меня дежурила Мария Николаевна, взяли на операцию одну больную, у которой были камни в печени. Операцию ей производили под общим наркозом, а когда привезли в палату, она очнулась и, по-видимому, очень страдала. Мария Николаевна говорила мне, как эта больная кричала и металась по постели. Я понимала, что больная страдает, но я не представляла выражения ее лица, движений ее рук и всего бьющегося тела. Если до этого случая я раньше могла осмотреть кого-нибудь другого в подобном состоянии, то, безусловно, и страдания этой больной стали бы мне яснее. Но я с нею разговаривала еще до операции, и поэтому и сейчас она представлялась мне такой же спокойной и ласковой, какой была во время нашей беседы. Я представляла ее кровать, постель, руки. А вот если бы М. Н. не только рассказывала, но воспроизвела несколько движений бьющейся больной, тогда эта картина казалась бы более наглядной. Но нас окружали люди, и М. Н., естественно, не могла повторять движений больной или более подробно рассказывать о том, что происходило вокруг нас.