Наша учительница ушла в декретный отпуск. Вначале с новой учительницей по инерции продолжались прежние отношения, потом, по ряду не зависящих от нас причин, положение круто изменилось. Мне запретили входить в класс!

На следующий день мы с мужем пошли к директору школы. Выслушав, она дала нам на руки пропуск, где писала: «... в интересах ребенка разрешаю маме присутствовать на уроках». Формально разрешение получено, но учеба в школе для меня превратилась в пытку. Учительница игнорировала моего ребенка. Его не вызывали к доске, не спрашивали, когда он тянул руку, даже не смотрели в его тетрадь, когда, проходя по классу, у всех проверяли домашнее задание. Мы как бы не существовали. Исключение составляли только те дни, когда на урок приходила директор школы. И тогда моего сына сразу вызывали к доске. Но у него уже развился комплекс и он не выходил. (К сожалению, к плохому привыкаешь быстрее, чем к хорошему.) А учительница лицемерно пожимала плечами, мол, видите, он не хочет.

Немилость свыше обрушилась и на нашу соседку по парте. Бедный ребенок! Стоило ей повернуть голову, показать пальцем или, не дай Бог, прошептать слово, ее резко одергивали. На переменах я умоляла: «Пожалуйста, не обращай на нас внимания, я сама буду ему помогать!» Но за год у нее выработалась стойкая привычка, и, постепенно отвыкая, ей пришлось выдержать много замечаний — устных и в дневнике.

Надо сказать, что мой сын оказался мудрее и воспринимал все гораздо спокойнее. К счастью, его в школе интересовала не столько учительница со своим дурным расположением духа, сколько ребята, процесс письма-счета и особенно перемены. Он ничего не смог понять в глупой взрослой истории, и я не сумела внятно объяснить логику поведения педагога: мы жили по иным правилам. Поначалу, пока сын отвыкал от хорошего и по инерции рвался отвечать, на всякий бойкот учительницы его реакция проявлялась недоумением, бывало, и психозом, но в большинстве случаев он почти равнодушно пожимал плечами и крутил пальцем у виска, что на нашем языке обозначает: человек не понимает.