Мои пациенты исчезают на месяц, на полгода. Дома ребенок постепенно забывает все, что мы достигли с таким трудом.

Через полгода мама появляется снова. Я никогда никому не отказываю. Начинаем все сначала. Я работаю с тем же рвением, у мамы его гораздо меньше (парадокс?). Ребенок тоже изменился: внимание более рассеянное, невоспитанность проявляется резче.

Зачем я так пространно описывала злоключения наших с сыном поездок к сурдопедагогу? Чтобы вызвать жалость? Нет. Для чего подчеркнула нерадивость некоторых пациентов? Чтобы выставить себя в выгодном свете? Два раза — нет!

Жаль детей. Хочу достучаться в закрытые наглухо двери. Может, из-за какой-нибудь из них откликнутся. Одна из мам, периодически надолго пропадая из поля моего зрения, в очередной раз появилась в кабинете и попросила о помощи. «А разве я вам хоть когда-нибудь отказывала? » Оказывается, на этот раз они с мужем захотели, чтобы я приходила к ним заниматься на дом. Я убеждала, что в кабинете удобнее, приводила веские аргументы. Разговора не получалось: она зашла в кабинет с заведомо единственным желанием. В конце концов я согласилась только по одной причине: жаль было способную девчушку, самую способную из всех, кто приходил раньше.

Мой муж, человек редкой щедрости и бескорыстия, вдруг взбунтовался и категорически запретил мне ходить заниматься на дом. «Ты забыла, через какие тернии сама продиралась, чтобы заниматься с нашим сыном? А ей — 15 минут ходьбы до поликлиники. Если человек не хочет трудиться, ты не в состоянии сделать всю работу за нее».

Лишь немногие знают, какого труда стоило получить разрешение на открытие в нашем городе кабинета сурдопедагога. Добивались для того, чтобы облегчить участь мамочек, чтобы не приходилось им ездить за тридевять земель, чтобы сэкономить им время и деньги, чтобы помощь всегда была рядом.