Его поведение часто казалось мне довольно жестоким, но это действительно отвадило меня от моей манеры. Мне предстояло сделать выбор. Он заботился обо мне такой, какая я есть. Ему наплевать на то, какой я была раньше, и на прочую ерунду. Да, это часть меня, но это только часть меня. Это еще не вся я. И чем больше я буду смотреть на себя его глазами, тем лучше я буду думать о себе.

Но интересно здесь то, что я не была уверена, хочу ли я этого. Я не знала, действительно ли я хочу быть нормальной женщиной, потому что это предполагает чертову уйму ответственности. Мне не нравилась перспектива быть мученицей и лет за десять зачахнуть, избавившись от страданий.

Я сердилась на него довольно часто, потому что по-прежнему была уверена: да, приятель, я тебе не безразлична, но только та я, которую видишь ты. Я не показываю тебе тот темный, испорченный, мерзкий комок, который прячу внутри себя и который и есть настоящая я — отвратительная и никчемная. В тот момент моей жизни меня просто ужасала перспектива... попытаться снова войти в этот взаимообмен любви, принимать любовь и отдавать свою.

Видите ли, я могла бы сохранять свой статус-кво, жалеть себя, принижать, быть мученицей на полставки и чувствовать себя в безопасности, потому что все это было мне знакомо и я знала, что смогу так существовать и дальше. Не ахти какая жизнь, но все-таки жизнь. Или же я могла бы снова попробовать по-настоящему раскрыться, дать ему увидеть себя и рискнуть — вдруг тот темный комок внутри меня в самом деле настолько отвратителен, что Джо захочет уйти. И для меня это был ужасный риск. По моим ощущениям, если бы я опять сделала неудачную попытку — я имею в виду не просто брак, а подлинные взаимоотношения с другим человеком, — тогда я сошла бы с ума, я бы действительно потеряла рассудок.

Так рисковать не стоило. Но через какое-то время я поняла, что еще рискованнее — не рисковать и, может быть, так никогда и не узнать, могу ли я быть любимой и могу ли я любить.

Мне нужно было это понять. Я отталкивала Джо от себя. Я старалась отгородиться от него, чем только могла. Джо был открытым, он жил в «здесь и сейчас», а я ухитрялась критиковать его за это. Он был таким настоящим, что это меня пугало и восхищало одновременно. Я любила его, но я думала, что только я умею любить, а больше никто. Я могу любить и умею это делать, но никто не сможет действительно любить меня; опять вернется то ужасное время.