- Умер, -вбегает в кабинет возбужденный десятилетний Сережа, беспрестанно скрещивая на груди руки.

- Пьяный, - щелкает пальцем по собственной скуле тринадцатилетний Витя, появившийся следом.

- Спит, -добавляет Коля, прикладывая к щеке ладонь, изображая спящего, и, брезгливо морщась, оттопыривает мизинец,- плохо!

- Кто? -недоумеваю я.

Дядя Ваня кочегар спит на лавочке, поясняют, перебивая друг друга, дети, пьяный.

Гурьбой идем исследовать явление. За нами тянется изрядный шлейф уже оповещенных о событии ребят: все новости в детдоме распространяются молниеносно.

И вот под сенью листвы в укромном уголке нашего двора мы находим мертвецки пьяного дядю Ваню. В те далекие времена, когда в полуподвальном помещении детдома была своя котельная, в обязанности этого сорокалетнего мужчины входил подогрев воды для разных хозяйственных нужд.

Мы стоим и рассматриваем потерявшего человеческий облик сотрудника. Вид его непотребен.

Когда только успел? разводит руками подбежавшая воспитательница.

Первое желание -увести детей, не дать им оскверниться видом этого упавшего человека, оградить от соприкосновения с пороком. Вот и воспитательница начинает прогонять детей. Но я останавливаю её.

Пусть смотрят. Порок, представший глазам нормального человека в своем неприглядном виде, воспитывает больше, чем нотации.

Вот слабовидящий Сережа, взяв за руку слепоглухонемого Лешу, дает ему поосязать бесчувственное тело. Леша касается неряшливой одежды, внюхивается в отвратительную смесь запахов, вытягивает в сторону мизинец, и я тотчас же отправляю друзей мыть руки. У оставшихся короткими выразительными репликами стараюсь усилить брезгливость и возмущение состоянием дяди Вани. Сейчас моя задача умножить негативное воздействие явления на детей.

Надо позвонить в милицию, предлагает жестом один из ребят. Кто-то уже пошел звонить. Приезжает машина, и дети видят, как без излишней предупредительности пьяницу заталкивают в мрачную коробку кузова.