Таким образом, «семантический компонент лингвистического описания не служит орудием порождения предложений. Скорее он интерпретирует предложения, порожденные синтаксическим компонентом... Однако... можно сконструировать семантический компонент таким образом, что он, в сочетании с синтаксическим компонентом, будет порождать только семантически правильные грамматические предложения» (Clifton, 1965, р.12-13). Но для этого нам нужен не только компонентный семантический анализ, но и знание пресуппозиций (ситуации), то есть - в конечном счете - обращение к ядерным утверждениям или пропозициональным функциям. Дж. Грин (Слобин и Грин, 1976, с.330) в этой связи сочувственно цитирует данное Р. Кэмпбеллом и Р. Уэлсом определение языковой способности (компетенции) как «...способности понимать и порождать высказывания, не столько грамматически правильные, сколько соответствующие контексту, в котором они появляются» (Campbell & Wales, 1970, p.247).

Фонологический компонент тоже служит для интерпретации результатов действия синтаксического компонента, но уже не на «глубинном», а на «поверхностном» уровне. Он подробно описан в работе (Chomsky & Halle, 1968) и основывается на концепции дифференциальных фонетических признаков Якобсона-Халле, - концепции, применимость которой в психолингвистике весьма проблематична (СНОСКА: Так например, ведущие фонетисты России - Л. Р. Зиндер и Л. В. Бондарко - в главе «Исследование фонетики» в книге «Основы теории речевой деятельности» (1974) отрицают психолингвистическую значимость этой концепции). Здесь мы опять встречаем дерево дихотомических признаков.

Наконец, прагматические правила - это правила соотнесения грамматической структуры с контекстом (ситуацией) (см. о них, в частности, Miller & Isard, 1964). Характерно, что если фонологический и особенно семантический компонент «прижились» в модели Н. Хомского, то прагматический компонент быстро «увял», и уже в 1970-х гг. никто в литературе не вспоминал о нем.

Теперь о критике модели. Она шла с двух сторон - так сказать, «слева» и «справа».