«Большевизм ликвидировал частную жизнь, - пишет В. Беньямин, посетивший Москву в конце 20-х гг. - Администрация, политическая жизнь, пресса настолько всемогущи, что для интересов, с ними не связанных, просто нет времени. Нет и места. Квартиры, в которых прежде в пяти-восьми комнатах жила одна семья, вмещают теперь до восьми семей. Через наружную дверь такой квартиры попадаешь в маленький город. А чаще на бивак. Уже в коридоре можно натолкнуться на кровати. В четырех стенах люди только остановились на время, и скромная обстановка по большей части представляет собой останки мелкобуржуазного имущества, производящего еще более удручающее впечатление, потому что меблировка такая скудная... Люди выносят существование в этих квартирах, потому что своим образом жизни они отчуждены от него. Они проводят время в конторе, в клубе, на улице. Здесь же расположены только тылы мобильной армии чиновников. Занавески и перегородки, часто лишь до половины высоты комнаты, призваны увеличить число помещений... Каждое отклонение от предписанных норм наталкивается на необозримый бюрократический аппарат и на непомерные расходы... Человек, не состоящий в соответствующих органах, может лишиться всего и умереть в лишениях... Новые русские называют социальную среду единственным надежным воспитателем» (СНОСКА: Беньямин В. Москва // Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. Избранные эссе. М., 1996. С. 179-180).

Русские художники 30-х гг. спустя полвека вспоминали об этом времени: «Были и коллективизация, и голод, и Гулаг. Но была и увлеченность, светлое, радостное восприятие жизни, великая вера и надежда. Даже у тех, кто пострадал, не было озлобленности и мести. Не были утрачены еще иллюзии и искренняя вера в их осуществимость. Конечно, это был спектакль: «Демагогия, возведенная в степень чувства» (М. Светлов)» (СНОСКА: Огонек. 1990. № 29. С. 16).

В 1932 гг. в Москве проходила Международная конференция по психотехнике, одно из последних международных научных мероприятий, устраивавшихся в СССР до войны. Наблюдая жизнь Москвы, многие участники конференции задавались вопросом, не приводят ли такие колоссальные социальные сдвиги к изменениям в психологии общества, не наблюдается ли угнетенного, подавленного настроения у большинства людей, и приходили к выводу, что, наоборот, настроение в основном бодрое и даже «болезненно-повышенное» (СНОСКА: См.: Отчет И. Шпильрейна о VII Международной конференции по психотехнике // Социалистическая реконструкция и наука. М., 1932. Вып. 3. С. 208-217). «Это так, - замечают современные авторы, - но любой психиатр скажет, что уверенность в том, что «нам нет преград ни в море, ни на суше» и убеждение, что мы со всех сторон окружены врагами, - это две фазы маниакально-депрессивного психоза» (СНОСКА: Панкратьев О. В., Сокольская А. В. Наука и тоталитаризм (к истории кибернетики) // Тоталитаризм как исторический феномен. М., 1989. С. 316). Социализм не является, конечно, болезнью общества, точно так же, как не является он великим его обманом. «Такое грандиозное движение, как социализм, в принципе не может быть построено на обмане. При всем изобилии находящихся на поверхности демагогических приемов, в глубине такие движения бывают честными, они прокламируют свои основные принципы явно - для всех, кроме тех, кто сознательно старается их не слышать» (СНОСКА: Шафаревич И. Р. Воплощение социалистического идеала // Слово. 1989. № 11. С. 52).