Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что философия Якоби не просто реабилитирует непосредственность знания, но при этом исключает всякое опосредствование. «Своеобразие этой точки зрения,— поясняет Гегель, — состоит в утверждении, что непосредственное знание, только взятое изолированно, с исключением опосредствования, имеет своим содержанием истину» (50, 133; 120). Но это и значит, что Якоби возвращается к той самой метафизике, против которой, казалось, направлена его философия непосредственного знания. «Исключая опосредствование, ~ говорит Гегель, — эта точка зрения.., оказывается, тотчас снова впадает в метафизическое рассудочное понимание, в присущее рассудку или — или...» (50, 133; 120).

Поэтому окончательная гегелевская оценка учения Якоби совершенно отрицательная. Эта оценка сформулирована в «Лекциях по истории философии»: «Незнание того факта, что всеобщее не находится в непосредственном знании, а есть результат культуры, воспитания, откровения человеческого рода, — незнание этого факта есть отсутствие простого размышления» (54, 547; 414). В конце концов в учении Якоби с его пониманием непосредственного как абсолютного Гегель видит «отсутствие всякой критики, всякой логики» (54, 549; 414). В учении Якоби и его многочисленных единомышленников непосредственное знание по существу противопоставляется философскому познанию, разуму (см. 54, 544; 411). Учению Якоби Гегель противополагает свою диалектику непосредственного и опосредствованного. Он разъясняет, что в его «Науке логики» все учение о сущности есть «исследование существенного... единства непосредственности и опосредствования» (50, 134; 120).

Гегелевское опровержение теории непосредственного знания состоит не только в разъяснении метафизического характера этого учения, но и в разоблачении антинаучной тенденции критики опосредствованного знания. Критика Якоби, как показывает Гегель, направлена против основной формы научного мышления и познания — против понятия.

Гегель не ограничивается рассмотрением взглядов одного Якоби: он анализирует учение Шеллинга и романтиков о так называемом интеллектуальном созерцании, или интеллектуальной интуиции. С глубокой проницательностью Гегель усмотрел общую для всех этих учений тенденцию алогизма, разгадал, что в них зачастую критикуется самый принцип строгого выражения истины в определенных формах интеллектуального познания, и прежде всего в форме понятия. Гегель полагал, что как бы ни были велики недостатки обычных рассудочных форм познания, они не могут и не должны быть основанием для отрицания формы понятия как формы знания, желающего быть подлинной наукой. И хотя Гегель сам разделял с Якоби и Шеллингом их критику абстрактности, односторонности и ограниченности обычных рассудочных понятий и категорий, он в то же время твердо защищал самый принцип понятийного мышления и познания. Гегель находил, что если признать, будто истина может быть дана только в форме непосредственного знания, то в таком случае для разработки философии необходимы не понятия, а нечто им противоположное: «...Если истинное существует только в том или, вернее, существует лишь в качестве того, что называется то интуицией (Anschauung), то непосредственным знанием абсолютного, религией, бытием.., — то уже из этого видно, что для изложения философии требуется скорее форма, противоположная форме понятия» (49, 7; 3—4). В таком случае абсолютное должно не постигать в понятии (soll nicht begriffen), а чувствовать или созерцать; не понятие, а чувство и созерцание должны взять слово и высказаться (см. 49, 7; 4).