Приведем в пример клиническую конференцию нашей кафедры. Это большая кафедра, занимающаяся психиатрией, наркологией, психотерапией, медицинской психологией.

Пациент, назовем его Игорь: 26 лет, врач, аспирант кафедры психотерапии одного из институтов усовершенствования врачей. Включен в психотерапевтическую группу, состоящую из врачей и психологов, проходящих двухмесячный цикл повышения квалификации по психотерапии.

Группа работает первый день, и Игорь сразу же заявляет свою проблему. Во втором кругу сидят сотрудники кафедры и врачи, повышающие квалификацию. К содержательной стороне этой конференции и групповой терапии мы вернемся позже, а пока обратимся к формальной стороне.

Вслед за заявлением проблемы у первого и второго круга к Игорю появилось множество вопросов. Причем вопросы задавались в спешке. Многие, не дослушав ответ пациента, задавали свой вопрос. У Игоря сложилось мнение, что присутствующие стремятся показать себя, свою незаурядность и мало интересуются им. Впрочем, вопросы, задаваемые психиатрами и психотерапевтами, значительно отличались. Психиатры дотошно уточняли все новые детали расстройства, будучи озабочены тем, сообщает ли пациент истину, и совсем не интересуясь его внутренним состоянием. Психотерапевты щадяще относились к пациенту. Их вопросы были менее болезненны.

Расспрос пациента длился более часа. После этого желающие высказывались. Психиатры подробно обсуждали симптомы и синдромы расстройств на протяжении всей жизни пациента. Представители Московской школы спорили со сторонниками Ленинградской школы. Они дифференцировали пограничные психические расстройства акцентуации характера. Их высказывания были логичны и убедительны. Вот только они как-то забывали говорить о лечении. А когда им напоминали, то говорили: «Можно назначить один из транквилизаторов», - и это все. Психиатры много и с увлечением говорили о диагнозе, и это никак не было связано с лечением. О лечении они говорили скупо, и оно мало было связано с диагнозом.