Так, взрослый человек, проецируя на младенца качества «вредности», фактически проявляет в такой внешней форме отсутствие у себя самого концепции другого человека. Интроецируя в себе образ Матери, женщина осваивает, если хотите, обучается, интериоризует радость осуществления своего предназначения, то же самое происходит с ней, если она интроецирует в себе образ ребенка как Человека. В этом случае она тоже обучается чувствовать и думать в соответствии с его содержанием как ценностью, как добродетелью.

Это формирует у ребенка основу чувства собственной индивидуальности, которое войдет составной частью в ощущение собственной нормальности и полноценности, в переживание возможности осуществления собственного назначения.

Безрадостный младенец - грустное и, к сожалению, частое явление нашей жизни. Жизнерадостность воспринимается иногда даже как неуместное и неестественное свойство детства, дети должны быть тихи и незаметны. В этой обыденности видится только отказ взрослых от интроекции главных добродетелей жизни, к числу которых уныние никогда не относилось.

Отнимать же у ребенка доверие к миру не только преступно, но и опасно из-за той глобальной переоценки ценности жизни, которую переживает наше общество. Если заказное убийство становится почти ежедневным фактом жизни, то рядом с ним лишение ребенка - беспомощного младенца веры и оптимизма кому-то может показаться незначимым. Только кто он, этот кто-то, возможный читатель и оппонент? Чего он сам-то боится, проецируя на младенца свой страх перед жизнью?

Доверие, предполагающее у младенца чувство непрерывности существования, связано с особым отношением его и к собственному телу. По-моему, замечательно написано об этом у Э.Эриксона: «Состояние веры предполагает не только тот факт, что некто научился полагаться на тождественность и непрерывность существования внешних агентов, но и то, что он может верить в себя и в возможности своего собственного организма справляться со всеми неотложными позывами; что он способен рассматривать себя как заслуживающего достаточного доверия, чтобы не опасаться во время кормления его зубов» (СНОСКА: Эряксон Э. Детство и общество. - Обнинск, 1993.-С.20. 412)

Кормившие грудью женщины хорошо знают тот момент, когда появляется у ребенка это новое отношение доверия к собственному организму. Больно укусив мать за грудь во время кормления, пережив ее испуганный вскрик, ребенок словно устанавливает дистанцию между своим живым телом и телом его питающим. Возникает в это время особая пауза в кормлении, которая сопровождается долгим взглядом ребенка я глаза матери. Многие женщины, с которыми приходилось говорить об этом, отмечали, что им становилось в это время немного не по себе, словно на них смотрел умудренный жизнью человек. Длилось это мгновение, рассказать об этом очень сложно, повторить эту ситуацию невозможно, разве что при появлении в семье еще одного младенца. Это становилось как бы тайной двоих, первой обидой, нанесенной маленьким взрослому, первым прощением этой обиды взрослым.