Казалось бы, так и надо: уговорами заставлять ребенка есть, насильно укладывать спать (режим!), заставлять обязательно делать самому (он должен) и так далее. Но за всеми этими педагогическими действиями лежит отсутствие стремления понимать своего малыша и ориентировка взрослого на те довольно относительные педагогические рецепты, применение которых далеко не одинаково в каждом конкретном случае.

Даже в возрасте одного или двух лет один и тот же совет надо воспринимать совершенно по-разному, так как дети с разницей в год могут быть людьми из разных эпох: «Разница в год - между новорожденным и годовалым безмерна, кажется, что это создания, по меньшей мере, из разных эпох. Двухлетний и годовалый - тоже еще совершенно различные существа. Трудно представать, что это практически ровесники. Двухи трехлетние уже гораздо ближе друг к другу, но все-таки, если один еще полуобезьяна, то другой уже приближается к первобытному дикарю. Та же разница делается почти заметной между четырехи пятилетними, пятии шести летну опять ощущается между 6 и 7 или 7 и 8; опять скоро  заживается, чтобы снова дать о себе знать у мальчиков с 3 до 7, у девочек с 11 до 15, и окончательно сравнивается ч-то у порога двадцатилетия. Кто кого действительно старше - дальше зависит уже не от возраста» (СНОСКА: Леви В.Л. Нестандартный ребенок. - М., 1983.-С. 30-31.)

Наказание и одобрение для маленького ребенка заключены не в словах и действиях взрослого, а в том отношении, в той эмоциональной и интонационной окраске действий и слов, которые они совершают и говорят. Важно не то, что сказано, а как сказано. Бранить за мокрое, пролитое и разбитое подчас бесполезно потому, что малыш не понимает смысла содеянного, но он понимает грозную интонацию и плачет уже от страха, а не от стыда или раскаяния, как склонны полагать взрослые. Самым грозным наказанием для него является то, о котором мы подчас и не подозреваем: лишение радости. Той, которую доставляет улыбка взрослого. Даже коляска такая удобная, складывающаяся, портативная - может стать подлинным наказанием. Не потому, что в ней неудобно сидеть, а потому, что в ней не видно маминых глаз, маминой улыбки. Буквально не с кем поговорить о том, что видишь и чувствуешь. Вот малыш и не разговаривает, обвиснув в коляске, словно кукла.

Общение в младенческом возрасте... Казалось бы, досужие рассуждения за ребенка. Но присмотритесь к ребенку, как он буквально на глазах преображается, когда к нему обращаются близкие, он не только становится любопытным и непоседливым - все ему интересно, но и расцветает просто физически. Вся младенческая красота словно высвечивается в лучах улыбки взрослого человека.