Текст живет только тогда, когда он читается, когда есть его автор и читатель; тождество текста написанного и понятого невозможно. Эта идея М.М.Бахтина кажется мне очень интересной, он весьма полно доказал, что нет и не может быть потенциального единого текста текстов.

Тексты-инструкции живут в сознании читающих их людей своей, отличной от предметов, жизнью, создавая основу для преемственности духовной культуры в историческом времени.

Отношение человека к человеку регулируется тем идеалом человека, который существует в культуре и персонифицируется в действиях конкретных людей в конкретных обстоятельствах жизни. Этот идеал как бы замысел в тексте, определяет направление в выборе средств и способов воздействия человека на человека и человека на самого себя. «Человеческий поступок, - писал М.М.Бахтин, - есть потенциальный текст и может быть понят (как человеческий поступок, а не физиологическое действие) только в диалогическом контексте своего времени (как реплика, как смысловая позиция, как система мотивов)»

С кем ведется диалог? С конкретным другим. Другим как обобщением, со своим вторым - Я, с Другим как не-Я, с другим, тождественным Я? На все эти вопросы можно ответить только понимая другого человека, относясь к нему не как к объекту, а как к участнику собственного сознания автора диалога. Отношение к человеку, выраженное в тексте, - это два сознания, представленные в одном понимании. Соотнесение их - различие и тождественность - представляют собой жизнь сознания.

Автор высказывания всегда предполагает не только ближайших адресатов, но и некоторую высшую инстанцию ответного понимания, которая может изменяться в разных направлениях. Это специфика слова - слово обладает семантической глубиной, которая может быть познана только при расширении (неограниченном, как говорил М.М.Бахтин) круга людей, которые его слышат. Для слова нет ничего страшнее безответности. Слово вступает в диалог, которому нет смыслового конца. Только в этом бесстрашии перед расширяющимся кругом слушателей слово приобретает свой смысл достигает понимания у другого человека.

Глубина и ширина текста, раскрывающего отношения человека к человеку, предполагают критерий понимания этого текста как диалогического целого. Думаю, что таким критерием является в зависимости от глубины понимания: «Я-концепция» автора, или «Концепция другого человека» (конкретного), или «Философия жизни», или «Идеал человека», воплощающие степени персонификации понимающего (в перечисленном списке степень персонификации уменьшается от «Яконцепции» к «Идеалу человека»).