Необходимость официальной доктрины для руководства людьми и их сплочения ясно предвидели многие теоретики тоталитаризма. Платоновская «возвышенная ложь» и сорелевские мифы служат той же цели, что расовое учение нацистов и муссолиниевская теория корпоративного государства. Все они основаны на конкретных взглядах на факты, которые затем, расширяясь и перерабатываясь, превращаются в теории, оправдывающие предвзятое мнение.

Людей вынуждают низвергнуть старых богов и начать поклоняться новым. Новые боги воплощают-де все, что люди и прежде смутно ощущали, во что всегда инстинктивно верили. Наиболее эффективный для этой цели прием — употребление прежних слов, но с измененным смыслом. В этом, пожалуй, самая непонятная для поверхностного наблюдателя и в то же время самая характерная особенность всей интеллектуальной атмосферы тоталитарных стран. Это подмена смыслов слов, призванных выражать идеалы нового строя.

Хуже всего в этом отношении, конечно, слову «свобода». Слово это употребляется в тоталитарных странах не реже, чем в прочих. Там, где свобода уничтожается, это почти всегда происходит во имя какой-то новой, обещанной людям свободы. Например, предлагаемая «коллективная свобода» — это не свобода для членов общества, а неограниченная свобода плановых органов. Свобода делать с обществом все, что им заблагорассудится. Здесь смешение свободы с властью доведено до крайнего предела.

Однако «свобода» — далеко не единственное слово, получившее прямо противоположный смысл и тем самым превратившееся в орудие тоталитарной пропаганды. То же самое происходит со словами «справедливость» и «законность», «право» и «равенство».

Этот список можно расширить за счет почти всей общеупотребительной морально-этической и политической терминологии.

Если человек не испытал этого процесса на собственном опыте, то ему трудно вообразить себе размеры этого перерождения семантики слов и путаницу, к которой оно приводит.

Все эти семантические сдвиги делают невозможной рациональную дискуссию. Подлинное общение между двумя братьями становится невозможным. Они начинают говорить на двух разных языках уже вскоре после того, как один из них переходит в новую веру.