В рамках культурологической науки особый интерес представляют два блока определений, отчасти представленных выше, которые сводятся к пониманию феномена культуры в качестве диалектического единства материальных и идеальных элементов мироздания и к пониманию феномена культуры в качестве собственно духовной реальности. Попытаемся проанализировать эти блоки.

Первый блок, который условно можно назвать “феноменологическим”, фиксирует дуальную (двойственную) природу культурных явлений, обращая внимание на то, что любой элемент культуры с необходимостью становится результатом отношения субъективности человека к миру объективных реальностей. Этот подход к культуре, который объединяет множество научных позиций (“культура есть совокупность материальных и духовных ценностей”, “культура есть результат социальной деятельности человека”, “культура есть “вторая природа”, созданная руками человека” и т.д.), достаточно логичен, поскольку, с одной стороны, определяет культуру как оппозицию “натуре” (природе), а с другой стороны, вскрывает природу культурного явления как взаимодействия материальных и идеальных элементов действительности.

Вместе с тем, данное определение имеет ряд слабых мест. Во-первых, определив культуру таким образом, мы устанавливаем тождество между понятиями “культура” и “цивилизация”. В научном плане такое смешение понятий не перспективно, особенно в конце ХХ века, когда в цивилизационных и культурных процессах проявилась четко выраженная тенденция к асинхронии развития. Кроме того, поставив знак равенства между культурой и цивилизацией, мы лишаем себя возможности апеллировать к значительной части выдающихся философско-культурологических исследований XIX - ХХ столетия, рассматривающих цивилизацию в качестве особой формы (стадии) культурного развития. Во-вторых, в рамках данного блока определений может возникнуть проблема разделения культуры на “материальную” и “духовную”. Такая постановка вопроса нередко заканчивается тупиком, поскольку реальные элементы культуры всегда выступают в качестве явления, феномена, или, иными словами, в качестве диалектического единства материи и духа. Что такое, к примеру, художественное полотно - проявление материальной или духовной культуры? Где, скажем, в Шестой симфонии Чайковского заканчивается материя звука и начинается собственно духовность? В-третьих, если культура это все, что создано человеком, то понятия “бескультурья” и “варварства” вообще теряют какой-либо смысл. Речь может идти лишь о разных культурах и об их различной субъективной оценке. Ведь концентрационные лагеря и мировые войны - тоже проявления человеческой активности, его деятельности. И здесь возникает вопрос: а достойно ли все это называться “культурой”? Наконец, в четвертых, дуальная точка зрения на культуру не отражает ее сущностной специфики, а констатирует лишь ее природу, что не одно и то же. Для того чтобы книга могла приобрести социокультурную значимость, она, безусловно, должна быть отпечатана. Но, по всей видимости, идентификация книги как элемента культуры все же зависит не от красочности переплета и не от качества типографской краски, а от содержащихся в ней идей и от ее духовного воздействия на читателя.