Искусство и творчество постигла та же участь. На протяжении всей истории Западной Европы лишь единицам удалось превратить творчество и искусство в стиль жизни. Для одних высокое искусство стало предметом эстетствования, для других - сферой сиюминутного блаженства. И только избранные могли черпать из искусства полноту бытия и целостность духа. Мог ли предположить французский авангардист Марсель Дюшан, что, оторвав от стены писсуар и выставив его в качестве произведения искусства, он приведет в исполнение приговор Гегеля о “смерти” искусства. Художественное творчество не просто умерло: ему на смену пришла массовая культура, в которой не только не оказалось места духу, но и с трудом проглядываются какие бы то ни было социально значимые мотивы. Искусство, включенное во всеобщий процесс дезинтеграции духа, с неизбежностью лишилось своей универсальности и его смысл сузился до рамок социального явления. Сама же социальность, в свою очередь, потеряв связь с космосом, духовным единством, не смогла найти цели и смысла внутри самой себя. В итоге, социальное творчество и искусство, равно как и наука, стали выполнять социальный заказ; они превратились в объект производства и потребления, спроса и предложения. Дезинтегрированное творчество перестало быть подлинным творчеством, дух распался на части, а вместе с ним распался на части и человек.

Западная философия и культурология ХХ века попытались предложить новые подходы к целостному осмыслению бытия, человека, духа и культуры. Обеспокоенная социализацией и дезинтеграцией духовных процессов, они начали конструировать новые модели мировоззрения, которые в перспективе могли бы компенсировать утерю единства духа. Одной из таких моделей стал западноевропейский экзистенциализм (философия существования), знаменующий собой своеобразный мировоззренческий компромисс между реальной ориентацией Запада на углубление дифференцированности духа и сближением макрокосма и микрокосма.

Экзистенциализм оттолкнулся от бытия человека. При этом он признал, что человек как таковой перестал быть целостным, рассыпался на некоторую сумму качеств и свойств. Но человек больше, чем просто сумма, больше, чем просто ряд качеств, даже если этот ряд бесконечен. Экзистенциализм впервые в истории западной философии предпринял кардинальную попытку отказаться от субъектно-объектной парадигмы и воссоединить человека и бытие, мир и “Я”. Человеческое существование было представлено экзистенциализмом как единство внешнего мира и личного бытия человека. Если быть более точным, то единство внешнего и внутреннего в существовании (экзистенции) человека представляет собой преломление внешнего через внутреннее. Внешний мир становится доступным человеку, благодаря включению его в индивидуальное бытие личности. Казалось бы, экзистенциализм преодолел ущербность дифференциальной интенции (направленности) западноевропейской культуры: мир оказался не только внутри человеческого бытия, он переживался человеком как собственное “Я”; внешний мир и бытие человека неразрывно слились в структуре экзистенции и наконец-то образовали единое целое.