Признав, что идеальные цели конкретной психической культуры являются реакцией на деформацию соответствующего конкретно-исторического способа воспроизводства человека, мы можем попытаться определить цели и советской психической культуры.

Итак, фундаментальная деформация, привносимая социалистическим способом производства в механизм досоциалистического воспроизводства человека, обусловлена ликвидацией частной собственности на средства производства. Именно частная собственность служила и служит «морковкой на палке», элементарным внутренним источником самодвижения западноевропейской цивилизации на новейшем, капиталистическом этапе ее развития.

Частная собственность – личная, «моя» собственность – конституирует личность индивида, элементарного действующего лица капиталистических общественных отношений. Личность, по словам Гегеля, обретает свое наличное бытие преимущественно в собственности; лицо, персона – это собственник, вольный распоряжаться своей собственностью. Личная экспансия, обращенная в перспективу безграничного расширения «моего», умножения «моего», усложнения игры с «моим» – вот двигатель новоевропейского прогресса, точнее, его несущая сила, многообразно модулируемая экономическими, политическими и идеологическими механизмами культуры. Социалистическая ликвидация частной собственности на средства производства означает ликвидацию этой перспективы и установление жестких рамок для личной самодеятельности – рамок, определяемых (по идее) размером заработной платы. Но лишение личности перспектив роста влечет за собой ее деградацию, сокращение сферы личной активности.

Социалистическая культура отказывается от старого двигателя общественного прогресса; следовательно, проблема состоит в том, чтобы заменить старый двигатель новым. Историю нашей культуры можно рассматривать как историю поисков такой замены.

Поиски эти велись вслепую, без малейшего представления о существе проблемы. Дело в том, что социализм учреждался в стране поздно вступившей на путь капитализма и обладавшей слабым опытом осмысления движущих сил капиталистического производства. Последнее обстоятельство, кстати, серьезно беспокоило Ленина, который сетовал на то, что местные марксисты воспринимают лишь голые выводы осуществленного Марксом осмысления исторического процесса. Беспокоился Ленин небезосновательно. Так, безоговорочно принимаемая до последнего времени большинством советских ученых «марксистская» концепция личности как «социального качества» человека основана на одном-единственном, да и то вырванном из контекста высказывании Маркса (СНОСКА: См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.1, с.242. Ленин указывал, что нельзя понять «Капитал» Маркса, не проштудировав «Науку логики» Гегеля. «Следовательно, – добавлял он, – никто из марксистов не понял Маркса ½ века спустя...» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.29). Подобным же образом нельзя понять Марксовой концепции личности, не проштудировав «Философию права» Гегеля. Приходится констатировать, что в данном отношении никто из марксистов не понял Маркса и 1½ века спустя). Впрочем, в данном случае ничего удивительного нет. Социализм утвердился в восточно-европейском культурном регионе, равнодушном к социальному феномену личности и не выработавшем соответствующего понятия. Массив советской литературы, посвященной проблеме личности, огромен далеко не случайно: идет трудный процесс осмысления инокультурного понятия, жизненно важного для нашей культуры. И хотя ко второй половине 70-х годов ряд исследователей приблизился к адекватному пониманию личности, понимание это отнюдь не стало еще всеобщим. Понятие личности до сих пор не ассимилировано нашей культурой, оно остается для нас закрытым понятием.